Вариации на тему любви

…Бывали минуты, когда Лариса мысленно желала смерти своему мужу, хотя и любила его. Только безмерное отчаяние рождало такие мысли. Рано или поздно Лариса узнавала об изменах супруга, но никогда не подавала вида, раз и навсегда решившая для себя, что в подобных ситуациях, если не можешь человека бросить, единственный способ не унизиться самой и не скатиться до грязных оскорблений, это делать вид, что ничего не произошло, все по-прежнему хорошо. Но это внешне, а что бушевало в такие периоды у нее внутри, известно одному черту. Это было безумно трудно, но представить свою жизнь без Саши она не могла. Какой никакой, а ее, и только ее, законный муж. А «эти» все по номерам и очередности: первая, третья, да хоть сотая, а жена единственная. Да и Саша не стремился что-либо кардинально менять в своей жизни, видимо, его и так все устраивало…

Катя, Катюша, ну, успокойся, – гладила ее по голове Лена.

Да пусть выплачется, легче станет, – придерживалась иного мнения Инна.

Да нельзя ей переживать, и так кардиограмма неважная. Ну, Катенька, все наладится, – продолжала Лена.

Что может наладиться, когда его нет, и больше не будет никогда! Понимаешь, НИКОГДА?! А мне тогда что тут делать? Я хочу к нему! – рыдала уже в голос Катерина.

Да ты с ума сошла! Что ты говоришь! – ужаснулась Лена.

Катя, а дети? У тебя же есть дети! Это у меня их нет, а я все равно хочу жить. И это ты мне утром говорила: «Есть хоть какая-то жизнь, и то хорошо». В нашем-то положении! Мы все на волосок от другого мира. Но нам рано еще туда, ты слышишь?! – не выдержала Инна.

А дети уже выросли, и я им не нужна! – уже почти кричала Катерина.

На шум в палату прибежала медсестра, оценила обстановку, убежала снова и вернулась уже со шприцами. Вколола всем, кроме Ларисы, по уколу, Лене и Инне больше для профилактики, хотя и они уже лили слезы, а Катерине по острой необходимости. И только Лариса, распятая капельницей, казалась спокойной. У нее хорошая тренировка по выдержке, но из уголков глаз все же тихо струились соленые ручейки.

Часы посещений, как обычно, с пяти до семи. Это особое время в больничном распорядке. Это лакмусовая бумажка твоей необходимости и состоятельности в жизни. И нигде, как в больнице, и может быть, в пионерском лагере в родительский день, не ощущается просто-таки космическое одиночество, если к тебе никто не приехал. К Лене пришла подружка с кипой глянцевых журналов, чтобы болящая не скучала. К Инне ее молодой муж с цветами. Он, конечно, не был таким уж юным, на вид лет за пятьдесят, но общались они подстать своему семейному стажу – нежно и трепетно. Держались за руки, он ей что-то шептал на ухо, и Инна просто таяла от этих, одной ей принадлежавших слов. Много ли надо женщине, чтобы чувствовать себя счастливой! Хотя бы иногда.

Прошел час из двух отведенных под встречи с близкими. К Катерине пока никто не пришел, и к Ларисе тоже. Обе вышли в коридор, чтобы, якобы, не мешать общению соседкам по палате со своими посетителями. Но обе были напряжены и явно ждали, когда же и к ним придут. Здесь, в больнице, это очень важно, может быть, даже выздоровление пациентов зависит от визитов родных и любимых. Ну вот, и к Катерине пришел сын, широкоплечий красавец с кучей пакетов с гостинцами, и они побрели в дальний конец коридора к окну. Лариса тоже повернулась к окну, у которого стояла. На улице сыпал огромными хлопьями пушистый снег. Она вспомнила, что без малого четверть века назад, в день их свадьбы была точно такая же погода, и ее розовый костюм, выступавший в роли свадебного платья, припорошило снегом, когда они фотографировались во дворике Дворца бракосочетаний, и на фотографии она получилась все же в почти белом воздушном наряде. Потом снег, конечно, растаял, как и что-то в их отношениях, оставив лишь след на фотобумаге.

Привет, – услышала она за спиной до боли родной голос и обернулась.

Привет.

Ну, как ты тут? Как себя чувствуешь, как условия? – засыпал вопросами Саша.

Да ничего, все терпимо. Ты как? Завтракал сегодня или так и ушел на работу голодным? – поинтересовалась Лариса, зная эту привычку мужа: если она завтрак не подаст, он так и уйдет, ничего не поев.

Да ты не волнуйся за меня, я и на работе могу перекусить.

Как дома? Феликса-то бедного хоть кто-нибудь выгулял?

Да, Маруська гуляла с ним утром, и, судя по ее не проснувшемуся виду, далось ей это нелегко.

Ну и хорошо, что все хорошо, – улыбнулась Лариса.

Как я рад, что ты улыбаешься, – Саша прижал Ларису к себе. – Я так вчера испугался за тебя. И за себя тоже.

А за себя-то почему?

Да не смогу я без тебя, – так просто сказал Саша такие важные для Ларисы слова. От них даже ее усталому и больному сердцу стало легче.

Не волнуйся, я поправлюсь.