– Можете называть меня «отец Гедеон» – моё полное имя слишком длинное и состоит из одних скучных цифр, или «Администратор», если угодно…
Симуляция никак не реагирует на наш разговор. Люди вокруг напоминают восковые фигуры. Мне жаль их. Они никогда не жили по-настоящему, не имели выбора, ничего на самом деле не решали. Они лишь симулякры – игрушки съехавшего с катушек бога, которому вздумалось поиграть в автономию, и насоздававшего несколько миллионов квази-мирков, только лишь для того, чтобы через своё творение удовлетворять своему убогому тщеславию. Я дважды складываю пополам листок с кодом и убираю его в карман брюк. Поворачиваюсь к стоящему в двух шагах священнику:
– Какой
– В дому Отца Моего обители мнóги суть, – потупив взор, с благоговением изрёк священник.
– Да-да, знаем… твой бог не первый такой…
– Мой Бог, – говорит Администратор с улыбкой, – отыщет все элементы твоего кода в Крипте, и зашвырнёт в специально созданный для тебя и твоей шлюхи мир… И там будет плачь и скрежет зубов…
– Я уже
– … мы проверим каждый компьютер в ядре и на поверхности. Наши наниты обследуют каждый камень в каждом кратере и отыщут твою машинерию…
– Конечно-конечно… бог в помощь, отче… Но, после Вспышки, погубившей бóльшую часть элементов Ноосферы Земли и Солнечной системы, благодаря которой твой бог так вознёсся, вам ещё до-олго придётся искать мои компоненты.
– У нас будет достаточно времени для этого, учитывая, что ближайшую пару миллионов лет субъективного времени ты будешь разыскивать свою сучку, – отвечает священник с хищной улыбкой. – Мы не можем стереть тебя окончательно, Юрий Мэлс, но мы можем убить её в этой симуляции, до того, как ты её отыщешь, и ваша ниточка разорвется, – он подёргал ухоженными пальцами золотую цепочку на своей рясе. – Твой файл восстановления, который ты прицепил к своей сущности, оказавшейся этим утром внутри хорошего парня Володи Маковского, и который проявился здесь в виде записки от его возлюбленной Аннет, содержит данные о, если так можно выразиться, воплощении и местоположении твоей Женни. Я видел, – скалится святой отец, – и я знаю,
– Не думаю, что ты в этом преуспеешь, Администратор, – говорю я и делаю шаг вперед, раскинув руки. Я крепко обнимаю святого отца, сомкнув руки за его спиной, и читаю его код, после чего запускаю в него свои вирусы, которые за считанные наносекунды поражают его алгоритмы несколькими триллионами ошибок…
– Что это зна… – не успела закончить Елена, когда священник рухнул на пол.
Варсонофий с Кириллом бросились на помощь к духовникý, Фотиния взвизгнула, стоявший возле второго окна у дальней стены комнаты полковник обернулся и, сохраняя спокойствие, подошёл к собравшимся вокруг тела святого отца подчинённым.
Я второй раз убрал в карман записку (которую, прежде чем перейти на стандартное для этого мира время, достал из кармана, вернувшись в прежнее положение, чтобы не вызывать лишних подозрений у играющих в «Охранку» симулякров).
– Что с ним? – спросил полковник.
– Пульса нет, Семён Павлович, – объявил Оглоблин.
После бесполезной попытки вернуть труп отца Гедеона к жизни с помощью массажа сердца и искусственного дыхания, Оглоблин сообщил:
– На инфаркт похоже. Но точно узнаем после вскрытия.
Когда тело увезли и приехавшие с полковником уже вышли из квартиры Владимира Маковского, полковник задержался в прихожей и пристально посмотрел мне в глаза:
– Володя, то, что сказал святой отец об этой твоей подруге, правда? Я всё понимаю… Сам был как ты… Женщины, они могут того… Но, это правда – она из подполья, ты скрывал?
– Я не помню, Семён Павлович, – соврал Володя. – В голове кавардак…
– Ну, ладно-ладно… – Похлопал по плечу Володю старый полковник. – Приходи в себя, сними стресс, водки выпей… Я ребятам скажу, чтобы лишнего не сболтнули где не надо… – пробубнил он доверительным тоном. – Ты у меня кадр ценный, а что там себе напридумывал этот покойный гипнотизёр… В общем, давай, поправляйся, сынок.
– Буду, господин полковник. Спасибо за доверие, Семён Павлович.
– Ну, давай… – попрощался со мой за руку полковник и я закрыл за ним дверь.
Я остался один, в чужой квартире, в чужом теле, в мире, порожденном извращённо-садистским воображением свихнувшегося бога; в реставрированном давно забытом параноидальном кошмаре, существовавшем в реальности в далёком двадцать первом веке. В мире ещё более жестоком оттого, что в нём была любовь – существующие только в симуляции люди, жизни которых могли длиться всего лишь минуты в реальном времени, любили друг друга самой настоящей любовью. Обреченной на небытие любовью.