Деликатные англичане не указывали сроки и обещали не предавать мое дело огласке (лейбористы только пришли к власти, зачем шумиха и порча отношений с Россией?). Однако английскую мягкость восприняли в Москве по-боевому: нечего им, гадам, уступать, пусть уезжает через полгодика! Свернуть всю оперативную работу, не уезжать! Это я проделал довольно быстро и бездельничал, наслаждаясь прогулками по улочкам Пимлико и Челси и созерцаниями картин в галереях, – со стороны можно было подумать, что КГБ командировал меня в Лондон для изучения живописи.
Однако уже через пару недель на приеме в посольстве шеф русского департамента Смит подошел к послу Александру Солдатову и деликатно поинтересовался, не изменяет ли ему зрение и не похож ли тот симпатичный молодой человек, вон тот, уминающий индейку, на того самого… который… о котором в меморандуме? разве он не уехал? Намек был понят, пенни упало, завертелось по-советски быстрое в таких случаях колесо, и мы мигом снялись с якоря, еле успев упаковать вещи. Никто из коллег от меня не отвернулся, никто не смотрел как на изгоя. Особенно помогал Виталий Бояров, в будущем один из руководителей советской контрразведки, Второго Главного управления КГБ, выведенный впоследствии в фильме «ТАСС уполномочен заявить» под фамилией генерала Константинова.
(В июля 2017 года англичане традиционно рассекретили документы, связанные с моей высылкой, их версия в целом совпадает с моей. Правда, они опровергают, что ко мне было применено насилие, ибо в нашей ноте для острастки указывалось, что меня принуждали к сотрудничеству).
Ла-Манш явно злобствовал, корабль качало, я придерживал на вожжах строптивого сына, рвущегося к борту. Катя, гордо подняв голову, молча прощалась с коварным островом, радуясь, что лондонское затворничество завершилось, и впереди огни рампы. Персона же нон грата страдал не от морской болезни, а от полной неясности в будущем. Но дух был тверд: пейте «гиннес», господа, а мы – на Жигули! Так я стал персоной нон грата. Англия умерла для меня (возродилась после перестройки), но не умерла во мне, наоборот, с годами она становилась все ярче и притягательнее, она выплывала в новых деталях и приобретала новые краски. Я все больше любил ее и люблю сейчас как память о молодых годах, прекрасных иллюзиях и серьезных прозрениях. Мой Альбион всегда со мной, я населил его своими английскими друзьями, заполнил его любимыми парками, коттеджами, скульптурами, это Альбион, который нельзя у меня отнять. Иногда мне кажется неприличным, что я занимался в этой прекрасной стране шпионажем, а порой я этим горжусь и тогда, словно в дурном сне, выскакивают из прошлого двое – Небритый и Мешок, – они грозят мне кулаками и орут: «Ату его, ату!» И тогда я думаю: не зря! не зря я шпионил, не зря!
В 1965 году Англию постигли две грандиозные катастрофы: умер сэр Уинстон Черчилль и выслали мужественного старлея.
И шелестит в руках газета «Гардиан»,
И хочется взять зонтик продырявленный
И в клуб брести, как прогоревший лорд…
Глава пятая
Тут на основе правдивых рассказов из жуткой жизни автора собрано все о разведке – читай и шпионствуй!
Дай руку поцелую я тебе.
Вытру сначала. У нее трупный запах.
Наденьте кальсоны, присядьте у раскрытого окна, послушайте, как хрюкают свинки в хлеве. Со двора веет чем-то очень-очень человечьим, мужик в тапочках запускает турманов, на них, высунув языки, смотрят собаки, грустно и сладко на душе, и хочется поговорить не о сургучных печатях, королях и капусте, а о верных тайных агентах, которых, возможно, и не было. Но как не попасть в тюрягу за разглашение страшных тайн? Берем мясорубку и засовываем в нее пятнадцать агентов, непременно одного агента влияния, три доверительные связи, добавляем перца, лука, пару стаканов вина (плюс пару в глотку), все перемалываем, лепим котлетки, заливаем кипятком, бросаем туда крыло летучей мыши, глаз орла, кусок хвоста барана, бормочем заклинания…
Приятного аппетита!
Кукушка