Вариант Пата

Крон взял из протянутых рук рабыни аккуратно сложенную тогу, накинул на себя. К счастью, патская тога, кроме символического обозначения принадлежности к аристократии, имела мало общего с римской. Иначе Крону пришлось бы потратить немало времени на облачение.

— Я не против, если хочешь, чтобы тебя притолпно высекли шиповыми прутьями.

Плуст громко икнул.

— Я не голосовал за скрижаль о трезвости в Сенате!

— Что не помешает высечь тебя, — спокойно заметил сенатор, поскольку скрижаль всё же была утверждена. Государственные дела должны решаться на трезвую голову.

— Всё равно все пьют, — упрямо буркнул Плуст.

— Но не перед заседаниями в Сенате. И если всё же пьют, то не так, как ты. Идём.

Крон подхватил Плуста под руку и легко поставил на ноги.

— Это всё твои кирейские птички, — бормотал Плуст в своё оправдание, пока сенатор тащил его к выходу. — Если бы у тебя не готовили так вкусно, я бы не напился… Кстати, сенатор…

Он сделал попытку освободиться, но Крон не отпустил его.

— Ну погоди немного…

Крон завёл его в комнаты и, резко повернувшись, остановился. Плуст пьяно ткнулся ему головой в грудь, с трудом, шатаясь, отстранился.

— Что тебе?

Плуст громко икнул и зашатался ещё сильнее.

— Ты не мог бы мне ссудить…

— И это в который же раз? — нехорошо усмехнувшись, Крон прищурил глаза.

Плуст неопределённо махнул рукой и снова попытался уронить голову на грудь сенатору.

— Видишь ли, — удержал его за плечи Крон, — наши с тобой финансовые отношения уже перешли в такую фазу, которая требует такой же трезвости, что и прения в Сенате.

Он наклонился к уху Плуста и тихо, но твёрдо сказал:

— Будь сегодня в термах на омовении Тагулы. Там и решим этот вопрос.

Сенатор поднял руку и щёлкнул пальцами. В дверях появился Атран.

— Помоги парламентарию, — сказал Крон и, оставив Плуста, пошёл к выходу.

Атран обхватил Плуста за талию и повёл вслед за хозяином. Здесь хмель окончательно ударил в голову Плусту, он панибратски обнял раба за шею, и, пока тот вёл его через анфиладу комнат к выходу, Крон слышал, как Плуст изливает Атрану душу, жалуясь на жену, содержанок, скучную постылую жизнь, хроническую нехватку денег и непрекращающиеся козни толпных представителей, братьев парламентариев и господ сенаторов. Он даже пытался облобызать раба, но тут они вышли из дома. Яркое солнце и душный воздух, резко сменившие полумрак и прохладу комнат, словно гигантской пятернёй прихлопнули Плуста. Лицо его мгновенно приобрело синюшный цвет, на висках обозначались пульсирующие вены, которые, казалось, сейчас лопнут от сгустившейся крови. Ему стало дурно, он судорожно глотнул и, скосив в сторону вылезшие из орбит глаза, увидел перед собой плечо раба. Плуст отшатнулся. Его опьянение перешло в новую стадию. Исчез Плуст сюсюкающий, жалкий и жалующийся, и возник Плуст-воитель, разъярённый и жестокий, необузданный в страстях.

— Раб?! — заорал он внезапно севшим голосом. — А где твой ошейник, собачья морда?

Четверо рабов, в ожидании своего господина расположившихся прямо на мостовой перед виллой, услышав его голос, мигом вскочили на ноги, схватили носилки и поднесли их к ступеням.

— Где твой ошейник, я тебя спрашиваю, а? Я тебя сейчас на куски порублю!

Плуст принялся искать в складках туники меч, зашатался, и если бы не Атран, поддержавший его, то полетел бы вниз по ступенькам. Крон махнул Атрану в сторону носилок. На губах раба мелькнула мимолётная усмешка, он крепко обхватил Плуста за торс и сбежал с ним вниз. Плуст было завопил что-то, но Атран опрокинул его в носилки, и парламентарий так и застыл поперёк них с открытым ртом.

— Доставьте его домой, — глядя куда-то в сторону, приказал Крон рабам. — Или, ещё лучше, к его первой содержанке.

Рабы неуверенно переминались с ноги на ногу.

— Ну? — рыкнул Крон. — Вы что, не знаете, где дом Гиневы?

Носильщики, словно подстёгнутые, рванули паланкин с места, и Плуст, что-то пытавшийся сказать на прощание сенатору, слетел с сидения в изножье, где и остался сидеть.

Никто из рабов не бросился его поднимать. Доставлять своего господина в таком виде им было не в диковинку. И он так и поплыл к своей содержанке, сидя поперёк носилок и качая высунутыми наружу худыми ногами с неплотно привязанными подошвами сандалий.

Крон проводил взглядом носилки и спустился по ступеням.