Вариант «Омега». «Тегеран — 43»

Барон положил на прилавок монету, не обращая ни на кого внимания, взял несколько газет и ушел. Толстяк испуганно посмотрел вслед высокомерному полковнику, получил сдачу и затрусил на службу. По дороге он опустил руку в карман, взглянул украдкой на полученную от Шлоссера записку и заспешил дальше.

С того дня как Шлоссер вернулся из Берлина полковником, на него обрушилась такая мощная серия ударов, что удивительно, как он еще устоял. Русский буквально ошеломил полковника абвера, продемонстрировав ему совершенно иной метод работы разведчика.

После памятного обеда в «уютном» ресторанчике, казалось бы, все стало ясно. Шлоссера переиграли, загнали в угол. Все происходило по хорошо известным барону правилам. Сильнейший побеждает и торжествует. Дальше русский начал действовать против правил. Он не добил наоборот, вежливо вывел противника из угла, дал ему отдышаться. Шлоссер зря ломал голову, пытаясь предугадать следующий удар. Все усилия русского были направлены на спасение репутации полковника абвера. Это Шлоссеру было понятно: русская разведка заинтересована в незапятнанной карьере своего агента. Передача операции СД тоже понятна: она будет, с помощью русского, провалена, и на Шлоссера не падет и тени подозрения. Неизвестным барону способом русские добились срочного откомандирования полковника Шлоссера в Берлин. Барону казалось, что он понял их хитрость, ведь они оставляли в Таллинне Лоту, но он вновь ошибся, так как поступила шифровка из Москвы, в которой сообщалось, что представитель Центра прибудет не в Таллинн. Следовательно, Лота не нужна русскому в качестве прикрытия. Лота становилась свободной. Мало того, русский разведчик, опять же неизвестным Шлоссеру способом, добился, что Маггиль ни слова не сказал по поводу отлета Лоты в Берлин.

Последнее чудо произошло час назад. Покидая особняк, Шлоссер зашел к русскому майору. Они вышли в сад. Барон готовился к тяжелому разговору. Русский же, пожелав счастливого пути, сказал:

— В нашей разведке не любят работать с агентурой по принуждению. В Берлине с вами свяжется наш человек. Вы вольны отказаться…

— И вы отдадите меня Кальтенбруннеру, — не выдержав, перебил Шлоссер. — Не изображайте из себя рыцаря, майор. Вам известно, что шеф СД человек с размахом. Он возьмет отца, Лоту…

Русский сморщился, как от зубной боли.

— Никогда, барон, мы не используем против вас имеющихся материалов. Вы свободны в своем выборе. Провалив акцию с дезинформацией, вы уже внесли немалый вклад в борьбу с фашизмом. Помогли нашей армии. А борьба с фашизмом нужна вам, немцам, не меньше, чем нам. Мы разобьем фашистские армии и уйдем. Вы останетесь в Германии. Вам там жить.

Шлоссер верил и не верил русскому.

— Я вам буду очень обязан, если вы передадите моему человеку записку… — Увидев саркастическую усмешку барона, закончил: — Можете отказаться. У вас, барон, отец и Лота, у меня в Москве жена и сын. Я их тоже хочу увидеть.

Шлоссер по описанию русского без труда узнал «полицая», сунул ему в карман сообщение и вернулся домой. Вечером самолет, надо собираться.

Старый Хельмут с юношеской резвостью бегал по комнатам и командовал несколькими солдатами, которые упаковывали вещи.

— Вы абсолютно правы, господин барон. Давно пора вернуться домой. Засиделись мы в этой дыре, — тараторил он, не спуская глаз с солдат, которые упаковывали очередной чемодан.

— Да, да, — пробормотал Шлоссер и несколько растерянно оглянулся.

Хельмут подскочил к солдату, вырвал у него фарфоровое блюдо и стал аккуратно его заворачивать.

— Бог мой, в этой стране даже летом плохая погода.

Шлоссер кивал, оглядывал уже нежилую квартиру, затем прошел в свой кабинет, взял портрет отца, подумал и снял со стены роденовского «Мыслителя».

Лота тоже прощалась с Таллинном. Она сидела у камина, небольшой чемодан стоял неподалеку.

Скорин взял кочергу, хотел разворошить угли. Сочетание огня и металла заставило Лоту вздрогнуть, отстраниться.

— Подвалы Маггиля… Даже не предполагала, что люди, особенно немцы, могут превратиться в зверей.

— Не немцы, а фашисты. Страх необходимо побороть, Лота. Иначе немцы никогда не выйдут из подвалов Маггиля.

— Что я могу, капитан?

— Помочь барону. Сейчас у него трудные дни.

Тяжелый «хорх» мерно урчал. Скорин сидел рядом с шофером, а гауптштурмфюрер Маггиль развалился на заднем сиденье. Оба они нервничали, хотя заботы у них были разные.

Маггиль думал о том, что по параллельной дороге идут два бронетранспортера, но в случае внезапного нападения бандитов охрана, конечно, не успеет. Еще гауптштурмфюрер, вспоминая события последних дней, пытался отгадать, где барон мог схитрить, какую преследовал цель, так легко отдавая службе безопасности столь лакомый кусок.

Стоило Лоте Фишбах вернуться в особняк, Москва сообщила об изменении места встречи русского разведчика с представителем Центра. В шифровке указали маленькую деревушку в семидесяти километрах от Таллинна. Берлин приказал представителя Центра захватить, русского разведчика — ликвидировать, инсценировав несчастный случай.