Вариант "Омега" (=Операция "Викинг")

— Приготовьте ей завтрак, для меня чашку кофе, — направляясь в гостиную, Шлоссер добавил: — Если не научитесь одеваться, разговаривать и вести себя соответственно легенде, отправитесь на фронт.

«Повар» прихлопнул рот широкой ладонью, готовое сорваться: «Слушаюсь, господин майор», — превратилось в невнятное мычание.

В гостиной никого не было. Шлоссер, не зная, что предпринять, остановился в нерешительности. Послать доложить о своем приходе? Некого. Подняться в комнату Лоты без предупреждения? Неловко. Ждать собственную секретаршу, когда она соблаговолит спуститься? Барон нетерпеливо притопнул.

— Черт знает что! — сказал он, услышав на лестнице легкие быстрые шаги, поддернул манжет, поднял голову.

— Доброе утро, господин барон. — Лота протянула ему руку.

— Здравствуйте. — Он замешкался, поцеловал руку, принялся излагать причины неожиданного визита.

Девушка выручила его.

— Я очень признательна вам, господин барон, что вы заехали за мной. Я скоро буду готова. — Она взглянула на часы и заторопилась.

— Вам больше не надо появляться в бюро. — Шлоссер, делая вид, что рассматривает портреты, избегал встречаться с ней взглядом. — Теперь ваша работа будет исключительно здесь. Завтра сюда приезжает ваш «любовник».

Лота никак не реагировала на слова Шлоссера, она боялась даже подумать о русском. Всю ночь мысли о нем не давали ей спать. Она забылась лишь под утро. Телефон разбудил ее. Сейчас, видя, как барон нервничает, она ругала себя за несдержанность, делая вид, что ни вчерашнего разговора, ни утреннего звонка не было.

— Заказать завтрак, барон?

— Сейчас подадут. — Шлоссер продолжал разглядывать портреты.

— Благодарю. — Она подошла к Шлоссеру. — Это все мои родственники. Предки покойного мужа. Как вы просили, я придумала им биографии. Муж мне подробно рассказывал о них. — Лота говорила, не умолкая, молчание было бы тягостно. — Отец моего покойного мужа Вольфганг Шлезингер. В пятнадцатом году погиб на русском фронте в звании фельдфебеля. Судя по его лицу, барон, дедушка любил горничных и пиво.

— Фельдфебелю горничных иметь не положено, фрейлейн. — Шлоссер избегал называть девушку по имени.

«Повар» принес завтрак. Лота, забрав у него поднос, обрадованная, что нашла себе привычное занятие, стала сервировать стол. К Шлоссеру постепенно возвращалась уверенность. Спросив разрешения, он закурил сигару. Тут же почувствовав перемену в настроении барона, Лота перешла в наступление.

— Не думайте, барон, что жить в этом доме для меня удовольствие. Он слишком большой. В нем толкается много людей. Я никого не знаю. Они, мне кажется, знают обо мне все. Я не умею обращаться со слугами. Кроме того, вы знаете — у полковника действительно осталась вдова. Вдруг она пожелает проведать свой особняк?

Шлоссер молчал, мрачные мысли и сомнения вновь одолели его. Он зашел далеко, так далеко, что дороги обратно не видно. Если русского не удастся заставить работать, в счет запишут все… И двух проваленных агентов в Москве, и этот особняк, и даже девочку, которая сейчас сидит напротив. Сочтут, что Шлоссер не имел права раскрывать перед ней методы работы абвера. Отступится Целлариус, не спасет и сам адмирал.

— Вы мне объясните, барон, зачем я здесь поселилась? — повторила Лота.

— Извольте, — медленно ответил Шлоссер. — Завтра здесь появится капитан Пауль Кригер. Молодая вдова увлеклась симпатичным боевым офицером.

— А на самом деле? — спросила девушка.

— Позже узнаете, фрейлейн. Позже вы все узнаете. — Подавленный сомнениями, Шлоссер говорил медленно, как бы беседуя сам с собой. — Не задавайте слишком много вопросов. Знания укорачивают жизнь.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

Комната была квадратная, стены, пол и потолок покрыты белой краской. Окон нет, дверь сливается со стеной, вдоль одной из них длинный стол, в центре комнаты кресло. Скорин вошел, пол под ногами гулко ухнул. Скорин понял — пол, стены, и потолок обшиты железом.

— Чисто, не правда ли? — спросил Маггиль, оглядываясь и довольно жмурясь. — Если свет режет глаза, можно его уменьшить. — Он подошел к длинному белому столу, нажал кнопку, комната приобрела мягкий голубоватый оттенок. — Можно и сильный свет, если что-нибудь плохо видно, — урчал Маггиль, нажимая другую кнопку.

Комната вспыхнула, налилась желтым, кипящим, осязаемым светом. Скорин прикрыл глаза. Маггиль, довольно хохотнув, хлопнул Скорина по плечу.

— Есть такие комнаты у вас на Дзержински-плац? Нет, конечно! То-то и оно! Как вы спали? Молчите. Ну-ну!