«Пройти мимо» попытки ограбления усадьбы-мастерской Дана и Домаша и не поинтересоваться: — За что же такое счастье? — естественно, не могли и в окружении боярыни Борецкой. Ведь, если бы Дан был просто боярином, пусть даже и с причудами… А, он успел стать фигурой! Притом нужной, благодаря своим потугам на ниве спасения Новгорода, и не то, чтобы уже важной — до этого еще далеко — но, зато, весьма полезной, то бишь, необходимой на политической шахматной доске Господина Великого Новгорода. Поэтому в мастерскую, вместе со своими подручными — двумя, хорошо знакомыми Дану крепкими мужичками, заехав через ворота, открытые им Рудым — то есть верхами, спешившись затем и почистив свои, забрызганные свежей новгородской грязью… — днем-то, как раз, дождь шел, хороший такой, проливной, дождь. И дорогу от крепостного вала до усадьбы Домаша, в отличие от города, не замощенную деревом, он превратил в жидкое месиво… — значит, и почистив свои, забрызганные грязью, дорогие красные сапоги, внеочередной раз прибыл новгородский тысяцкий. Вопреки ожиданиям Дана, воевода не стал обозначать заинтересованность в этом визите Марфы Посадницы — что, в общем-то, и так было понятно — и выражать сочувствие «морально» пострадавшим от ночного «визита» Домашу и Дану. А также спрашивать — все ли цело и все ли целы в усадьбе, поскольку, ясен пень, и Дан это отлично понимал, боярыню интересовал лишь он один… Нет, воевода, удостоверившись, что с Даном все в порядке, и поздоровавшись с Даном и отдельно, одним общим приветствием, со всеми, кто был на дворе… — Василий Казимер, новгородский тысяцкий, вовсе не являлся «записным демократом» и у него и в мыслях не было ставить ремесленников, купцов и житьих людей на один уровень с собой, боярином из древнего рода… Но! Но будучи далеко не глупым человеком, Василий подмечал, что заморский боярин Дан ведет себя с «черным людом» несколько иначе, чем он, тысяцкий. И дела у него, от этого, идут только лучше, и результат, по окончании, он тоже получает более впечатляющий. Одна лишь задумка с «ин-фор-ма-ци-онной ди-вер-сией» — как назвал ее боярин Дан, по донесениям верных людей буквально за месяц перевернула отношение новгородской черни к московскому князю. Да, кстати, и «верные воеводе люди» — это тоже была идея литвина, не пожалеть злата и серебра и организовать, кроме телохранителей, еще и тайную службу… Вообще-то, подкидывая данную идею тысяцкому, Дан рассчитывал, что это будет, в первую очередь, служба посадника и боярыни Борецкой по отслеживанию настроений новгородцев. Служба, необходимая для того, дабы всегда быть готовым к возможным, спровоцированным Москвой, волнениям в городе. А, такая готовность уже, сама по себе, — и воевода тут был полностью согласен с Даном, удивляясь только — почему они с Борецкой сами не додумались до создания подобной службы — снижала опасность этих волнений, а то и позволяла совсем предотвращать их. Нужно, лишь, чтобы «верные люди» были и среди купцов, и среди житьих людей, и среди «черни», и, как это ни кощунственно, и среди бояр. Чтобы они, «верные люди», присутствовали даже на приеме у владыки, не говоря уже о собрании купеческого братства или простой корчме… А, вот, как заставить «верных людей» быть «верными», особенно, если они не очень желают этого, то есть, как «вербовать верных людей», литвин рассказал воеводе отдельно… хоть, сие и покоробило Василия. Но литвин сказал, что судьба Новгорода и его людей, в том числе и людей близких к воеводе, важнее такого принуждения к «со-труд-ни-че-ству» некоторых бояр, купцов и прочих разных. Единственно, тысяцкий не знал, что Дан, учитывая «моральный кодекс» Василия, специально сделал упор на этом моменте в своей речи — на том, что, иногда, надо выбирать, или чистая совесть, или… Или отсутствие Новгорода со всеми новгородцами и новгородской землей, как таковой, в будущем! В общем, наблюдая за необычным боярином Даном, Василий решил, что ему тоже стоит применить, начать применять методы Дана. Тем паче, что первый удачный опыт уже имелся, опыт, полученный на восстановлении — а кое-где и на строительстве с нуля — крепостных стен Новгорода. Правда, работы на стенах еще далеко не закончены, но дело двигалось с поразительной быстротой, и работал «черный» люд не за страх, а за совесть. И бывало даже свои материалы использовал… Уже и нехватка средств, выделенных казной города на ремонт стен, не казалась воеводе столь большой… А, всего-то, он попробовал, как и литвин Дан, здороваться… ну, не со всеми, конечно, а со старшими в группах, и интересоваться их мнением. Да, иногда, одобрительно отзываться об их работе… — новгородский тысяцкий, удостоверившись, что с Даном все в порядке, и поздоровавшись с Даном и одним общим приветствием с остальными, сходу, перешел, ко второму вопросу, с которым, вероятно, его отправила на подворье Домаша боярыня Борецкая. Тысяцкий спросил Дана — готов ли он выполнить свое обещание и заставить ганзейских купцов тряхнуть мошной? Уговорить их выделить казну на, связанные с предстоящей войной, расходы Новгорода?