Вариант "И"

Цесаревич понял уже, что на Измайлова можно положиться во всем. Ему оставалось только глядеть по сторонам широко раскрытыми глазами, знакомясь со страной, которой ему согласно божественному праву предстояло (как все они еще надеялись) править. Впечатления подростка были совершенно неожиданными и нимало не похожими на те, что имелись.

Прежде все фрагменты реальной действительности проходили сквозь фильтры барона Фредерикса и других царедворцев. Раньше наследнику казалось, что народ — это очень много Распутиных, что все простолюдины обязательно должны походить на этого мужика, которого цесаревич не любил и в глубине души побаивался — сердце сжималось каждый раз, когда они оказывались вблизи друг от друга. В этом мужике чувствовалась странная злая сила, а в народе — насколько престолонаследник успел с ним познакомиться — прежде всего бросалось в глаза дурное воспитание, однако какой-либо злой силы не ощущалось.

Итак, с деньгами в отряде было плохо и подрядить сколько-нибудь надежную посудину, не трогая бриллиантов, не представлялось возможным: цены ломили несусветные. В конце концов Измайлов был уже готов захватить силой если не пароход, то хотя бы более или менее пристойный рыбацкий дубок. Некоторые из его моряков были обучены ходить и под парусами, так что шансы на успех, пусть и не особенно большие, все же были. И когда он совсем уже принял было решение, ему неожиданно повезло. В этот же день в Гурьев пришел пароход — доброфлотский пятисоттонник «Астраханец», капитаном которого оказался вышедший в отставку балтийский кавторанг, участник несчастливого Цусимского сражения. Тогда он служил третьим штурманом на «Сисое Великом» в звании лейтенанта. Измайлов познакомился с ним в шестнадцатом в Кронштадте. Встреча сослуживцев — а тут, на Каспии, любой балтиец был сослуживцем, — никак не могла пройти всухую.

Капитан «Астраханца» пригласил лейтенанта на судно. Измайлов согласился с тем, что опекаемые им молодые люди будут сопровождать его. Капитан не стал возражать, и цесаревич с царевной, а также матросы-балтийцы взошли на борт. Стол был накрыт по тем временам обильно. Капитан заблаговременно настроился на крупный прием, поскольку он должен был простоять в порту еще самое малое двое суток — раньше груза не обещали.

Порядок в России уже, по словам того же капитана, дал крен на сорок пять градусов, и с минуты на минуту грозил оверкиль. Капитан, как и очень многие, еще не понял, что оверкиль уже произошел. За столом находились и офицеры «Астраханца». Сейчас уже невозможно установить, кто из них первым опознал цесаревича. О судьбе государя и его семьи здесь были уже наслышаны, и то, что цесаревич и одна из царевен выжили и находились теперь на борту, вызвало подлинный взрыв патриотического энтузиазма.

Лейтенант Измайлов рассказал о своих затруднениях, но ему даже не дали договорить. К счастью, экипаж парохода не был еще распропагандирован большевиками, на него можно было положиться. Не долго думая капитан предложил немедленно отвалить и взять курс на порт Энзели, где доверить дальнейшую жизнь Алексея оккупировавшим Персию англичанам. Измайлов, однако, воспротивился и объяснил — почему. Но потом согласился при условии, что в Персии цесаревичу будет необходимо также хранить инкогнито. Порт Энзели был капитану парохода (имя этого достойного офицера, к сожалению, утрачено, хотя теперь, может быть, начнутся поиски его в архивах) хорошо знаком и, неодобрительно высказавшись, правда, относительно погоды, он согласился, пренебрегая неприятностями, какие могли у него возникнуть впоследствии по причине несанкционированного выхода в море — в том случае, разумеется, если он решит возвращаться в Россию. За два дня были сделаны необходимый мелкий ремонт и покраска, заполнены бункера. Хотя команду несколько и удивило то, что идти через море предстояло в балласте.

Порядка в порту в те дни не было уже никакого, так что пароход беспрепятственно снялся с якоря — он стоял на рейде — и ушел в ночь.

Когда на траверзе был Дербент, сорвался шторм. Цесаревич достойно перенес качку; похоже, морской воздух и ощущение свободы от большевистской угрозы стали для мальчика благотворными. Шли со средней скоростью одиннадцать узлов и на исходе пятых суток оказались в видимости Энзели. В порт вошли и бросили якорь без осложнений, несколько удивив, правда, таможенников зияющей пустотой трюмов. Офицеры парохода, сложившись, снабдили лейтенанта небольшой суммой денег из собственных заначек в звонкой монете, чтобы снять сколько-нибудь приличный номер в гостинице для августейших детей. Остальные разместились на постоялом дворе. Портовые власти до выяснения обстоятельств подвергли пароход секвестру. Дальнейшая судьба и судна, и экипажа до некоторой степени выяснится впоследствии.