Вариант "И"

Я повиновался и снова щелкнул. Она затянулась. И наконец взглянула на меня, а не мимо, мне в глаза. Это было несложно: мы оказались примерно одинакового роста. Я вообще не из высоких. Хотя лет сто тому такой рост считался вполне приличным, а во времена какого-нибудь Людовика был бы и вовсе выдающимся.

Итак, она увидела меня. Но не выказала особого удивления. Она просто указала рукой:

— Заходите. Что же мы тут стоим.

— Вы смелый человек, — только и мог пробормотать я.

Она повернулась и первой вошла в комнату. Поколебавшись, я последовал за ней. В комнате остановился и осмотрелся скорее механически, по привычке, чем с какой-то целью. Почему-то мне вдруг стало очень не по себе.

В этой маленькой жилой ячейке я никогда не был. И все же возникло ощущение, что я нахожусь в знакомом месте. Лишь через несколько секунд я понял — обстановка. Все или почти все, что стояло и висело на стенах в этой комнате, было когда-то мне знакомо. Видимо, Ольга, перелетая или переползая с места на место, перетаскивала с собой столько мебели, сколько могло вместить новое обиталище. Стол. Кресла. Акварели на стенах. Древняя персоналка, коей настоящее место было в музее, — двести восемьдесят Шестая модель, начало девяностых годов прошлого века. И — пара фотографий на стенах. Старых фотографий, запечатлевших нескольких молодых людей, сейчас доброжелательно, но не без некоторой иронии любовавшихся на меня.

Там была Ольга. И Константин. И еще — я сам. Я осматривался, и Наталья мне не мешала медленно приходить в себя. Когда я смог наконец перевести глаза на нее, то встретил ее спокойный взгляд. Она улыбнулась. Хотя и не очень радостно.

— Не удивляйтесь, — сказала она, — я вас узнала.

Я смог только пожать плечами.

— Правда, — продолжила она, — меня предупредили, что вы наверняка зайдете. Так что я, пожалуй, даже ждала. А уж когда узнала о маме, то просто была уверена.

Я снова не нашел что ответить. Откашлялся, чтобы скрыть смущение, но промолчал.

— Я так и знала, что это случится, — продолжила она, снова глядя в сторону. — Без друзей! С ее сердцем — она могла и просто так упасть и умереть, и никто бы не смог помочь… Вы успели ее увидеть? Или это случилось без вас?

— Успел, — пробормотал я. — Был рядом. Так что если бы только сердце…

Что еще сказать, я просто не знал. А повторное упоминание о друзьях заставило меня еще внимательнее следить за своей речью.

— Говорите же, — сказала она тоном приказа. — Как случилось, кто, почему?.. Знаю, что она пошла не по своим делам. Должна была встретить вас, но это отменили. Вы знали?

Я кивнул:

— Да.

— И все же позвали ее? Неужели вы не смогли сообразить, что в ее положении…

Какое, к черту, положение? Больное сердце? Нет, Наталья имеет в виду что-то другое.

— О чем вы говорите?

— Ее же предупреждали: сейчас нельзя показываться… Тут нас охраняли друзья.

— Я никого не заметил.

— Сейчас все ушли. Все равно ведь не уберегло.

— В чем же было дело? В чем она провинилась, и перед кем? Она же не занималась бизнесом, насколько могу судить?

— Нет, конечно. Беда в том… дело в том, что она была знакома… с одним человеком. А потом он погиб. Но как бы не погиб…

— Не понимаю.

— Ну, просто фамилия его попадается в печати, как-то не очень ясно начала она. — Но встретиться ним мы так и не смогли. Он переехал. Мама все хотела с ним переговорить — она сомневалась. А я уверена: это не он. И наши друзья — тоже. Но только мама знала его в лицо. И должна была в какой-то определенный миг — никак не раньше — опознать его как самозванца. Кажется, это стало известно… тем. И ей запретили вообще показываться где-либо. И отменили ее встречу с вами…

— Это очень интересно, Наташа. Как его фамилия? Кто он такой? С кем связан? Имеет отношение к предстоящему Избранию?

— Не знаю, мама никогда его не называла. Я тоже просила ее не выходить.

Но она не выдержала — очень хотела хотя бы посмотреть на вас… А вообще — больше не хочу говорить об этом. Теперь рассказывайте вы.

— Сейчас. Еще секунду. Может быть, у вас найдется стакан хотя бы воды?

Она встала и вышла. Я поднялся со стула. Подошел к фотографиям. Очень старым фотографиям, хотя нет, цетверть века — это же так немного, по сути… Шел к стене, словно упираясь, но что-то очень влекло меня. Может быть, Ольга. Она смотрела со стены прямо мне в глаза, была серьезна, однако выражение лица было таким, что казалось — она вот-вот улыбнется.

Можно было подумать, что ее развлекает создавшееся сейчас положение.

Нет, я понимаю, разумеется, что снимок или даже портрет — всего лишь изображение, но все же… Все же… Может быть, мне надо сразу же бежать отсюда? Дочь — не моя. Зато какие-то друзья — наверняка не по преферансу и не по совместным походам в филармонию. В этом я был почти уже уверен.

Значит, больше тут делать нечего. Однако ноги не хотели ступать к выходу. Я перевел взгляд на Константина. Удачливый соперник из давнего времени на этот раз смотрел угрюмо. Почему?