Когда вышло это решение Верховного суда, старший следователь прокуратуры Центрального района Челябинска Александр Саломаткин возбудил уголовное дело против Росинского и направил в Москву. Формально, по логике, которая была утверждена решением Верховного суда, он был прав — он возбуждал уголовное дело против вышестоящего начальника, совершил мужской поступок. Генеральная прокуратура отменила его решение, сославшись на мой же приказ, а Саломаткину объявила взыскание. Ни за что, между прочим. Не он виноват в том, что вышестоящие инстанции, в частности Верховный суд, смешали в кучу людей, коней, знамена вражеские и знамена свои.
После отписочного ответа Меркушева я долго думал, как, в каком направлении продолжать борьбу. Честно говоря, я впервые почувствовал себя в новом качестве. Раньше я находился во главе крупной правоохранительной структуры и на мир смотрел с высоты своего кресла, а сейчас я оказался в другой шкуре — шкуре рядового гражданина и попал под тяжелый каток своей родной системы. И понял, насколько рядовой гражданин может быть беззащитен.
Пожалуй, именно с этого момента я начал смотреть на Генеральную прокуратуру несколько иными глазами.
Во-первых, я увидел или, точнее, наглядно почувствовал, что она в лице многих работников политизирована. Во-вторых, убедился, что она не всегда держит удар. В-третьих, многие работники прокуратуры довольно часто удручающе безграмотны. Когда-то я ругал Александра Александровича Розанова за элементарную безграмотность и формальные отписки, слабенькие, как писк комара, а сейчас я сам начал получать эти «писки комара».
Более того, надо пересматривать способы и формулы взаимодействия судебной власти и прокуратуры, надо усиливать судебный контроль за действиями прокуратуры. Раньше ведь как было — и я также придерживался этой точки зрения, — лишь только суд вмешивался в наши действия, как мы ему незамедлительно выставляли блок. Как в волейболе: сами, мол, с усами… Разберемся без посторонних.
Э-э, нет, не разберемся. «Посторонние», оказывается, очень даже нужны. Надо быстрее совершенствовать наш заскорузлый УПК — Уголовно-процессуальный кодекс. Это я почувствовал на собственном примере — длительное время мне не предъявлялось обвинение, я находился в подвешенном состоянии — то ли обвиняемый я, то ли свидетель, то ли еще кто-то. А время все тянется и тянется…
Нельзя человека все время держать в состоянии невесомости, нужно основные действия следствия, прокуратуры ограничивать процессуальными сроками. Надо через какой-то определенный срок либо предъявлять человеку обвинение, либо прекращать уголовное дело, как несостоявшееся.
В. И. Платонов не без основания в одной из передач даже заявил:
— Сейчас, только сейчас Скуратов стал человеком, побывавшим в жерновах и познавшим в полном объеме судебную практику и прокурорскую систему. Цены нет такому прокурору! Правильно говорят: за одного битого двух небитых дают… Именно такой прокурор нужен сейчас нашему обществу.
Следующее, что сделали мои адвокаты, — обжаловали законность и обоснованность продления срока расследования уголовного дела.
Мы подали жалобу в Хамовнический межмуниципальный суд. Есть установленная законом норма — всякое уголовное дело должно быть расследовано в двухмесячный срок. Все что свыше — это исключение из правил.
По моему делу работала бригада из пяти следователей, плюс ко всему в поте лица трудились оперативники, искали компромат — все без толку. Кончился двухмесячный срок следствия, его еще продлили на два месяца… Мы с адвокатами молчали. Кончились и эти два месяца. Следствие снова было продлено… Но когда же оно закончится? Ведь дело-то несложное! Имелась и неопределенность в моем положении: с одной стороны, я — свидетель, с другой — обвиняемый. Нарочно, как говорится, не придумаешь.