Вариант дракона

Происшествий, как и вообще преступлений, было не так много, как сейчас, но все-таки они были, — на них, связанных, как правило, с гибелью людей, выезжали работники прокуратуры. Но в большинстве своем это были тихие дежурства. Дежурные частенько спускались к бабушке, к ее чайнику, чтобы скоротать время, переговорить о последних улан-удинских новостях, о погоде и событиях международной жизни, — иначе очень уж мучительно долго тянулось время…

Я любил ходить к бабушке на ее дежурства, тем более в прокуратуре имелась шахматная доска. И едва ли не все играли в шахматы. И вообще, шахматы, если хотите, — прокурорская игра, тут всегда есть возможность пораскинуть мозгами, просчитать комбинации, продумать возможные ходы: слишком многое объединяет, допустим, следственное дело, розыск и шахматы.

И работникам Бурятской прокуратуры, как я понимал, также интересно было сразиться со мной — я имел высокий разряд и был сильным противником. Так началось мое сближение с прокуратурой.

Мальчишкой я первый раз выехал и на осмотр трупа. Я до сих пор помню фамилию погибшего — Дерновой, рабочий газокарбитной станции на вагоноремонтном заводе. Погиб он по собственной неосторожности — отравился газом. Я полагал — увижу что-то страшное, а оказалось — нет: на полу лежал обычный покойник, очень тихий, очень домашний, очень нестрашный. Глядеть на него было даже интересно.

Следом выехал еще на одно происшествие, потом еще на одно — и пошло, и пошло… К концу учебы в школе я считал себя едва ли не работником прокуратуры — так привык к этим выездам на происшествия. Единственное, куда меня не брали, это на железнодорожные ЧП, в которых погибали люди, — там было слишком много крови. Располовиненные проезжающими на большой скорости составами люди — это действительно было страшно.

Так что тем, что я стал своим человеком в прокуратуре, я обязан своей бабушке, и прежде всего ей.

Семья наша к той поре выкарабкалась из бедности — на столе постоянно было мясо, бабушка любила готовить позы — крупные пельмени, похожие на манты, только защипывались позы наверху и походили на увесистые чесночные головки. Готовили позы на пару, и, как для всяких качественных пельменей, для них требовалось три сорта мяса: баранина, говядина и немного свинины. Получались очень сочные, очень вкусные «чесночные головки». Готовили и бухлёр — типично бурятское блюдо. На бухлёр шла свежая баранина, еще приправы. Это была, скажем так, баранина в бульоне. В бухлёр даже картошку не клали, хотя картошка, как известно, излюбленная наша еда, без нее в России ни одно блюдо не обходится.

Варили и особый чай, я полагаю, бурятский, — в молоке. Бабушка брала грубые сорта чая и ссыпала их в кастрюльку с молоком, потом все это кипятила. Такого вкусного и, замечу, оригинального чая я не пробовал нигде. Буряты точно так же готовили блюда русской кухни, так же восхищались ими.

И вообще, дружба между русскими и бурятами никогда не была показушной, поверхностной, она имеет глубокие корни, и когда в годы перестроечные и постперестроечные кое-кто попробовал расшатать ее — ничего путного у этих деятелей не получилось. Не смогли они раскачать и тем более пробить дырку в борту этой общей лодки.

Словом, хотя я и давно уехал из Бурятии, некая тоска по ней, тяга осталась до сих пор. И если в Москву с гастролями приезжают бурятские артисты, обязательно иду слушать их. И уж тем более если проходят дни культуры Бурятии.

Прекрасен был Лхасаран Линховоин, лучший исполнитель партии Кончака в «Князе Игоре», ему, кстати, даже гримироваться не надо было, он в жизни очень был похож на Кончака… Я с сожалением произношу «был», поскольку народного артиста СССР Линховоина уже нет в живых. Ким Базарсадаев. Голос его не уступает голосу Линховоина. Великолепная балерина Лариса Сахьянова. Все это — народные артисты СССР. А Галину Шойдагбаеву я даже пригласил как-то на концерт в Москву, на день прокуратуры. Она спела у нас так, что зал ахнул. На концерте присутствовал Евгений Примаков, тогдашний премьер российского правительства, так даже он не выдержал и спросил:

— Где вы нашли такой голос?

— Как где? В Бурятии.

Отдельно я должен рассказать о своей тетке. О тете Ире. Она всегда жила с нами, точно так же, как и мы, меняла адрес, если его меняли мы. В детстве тетя Ира заболела ревматизмом: болезнь эта мучительная, много бессонных ночей, боли, стонов, а лечиться особенно было нечем, санаторные путевки на разные «антиревматические» воды были нам не по карману, и болезнь зашла далеко, скрутила она тетю Иру окончательно.

Тетя Ира стала инвалидом первой группы, хотя до сорока лет двигалась нормально и не выглядела больным человеком.

Из-за болезни она не завела семьи — побоялась, — и ко мне, к моему двоюродному брату Ивану, к сестре Ларисе относилась, как к своим собственным детям. Все, что у нее было, порою даже последнее, отдавала нам.

Работала тетя Ира в центральном универмаге города, и, хотя ее зарплата была не Бог весть какой, семьдесят с чем-то рублей, она старалась нас на эту зарплату приодеть.