Вариант "Ангола"

Между тем матросы построились в две идеально правильные колонны и, четко печатая шаг, последовали за командирами к берегу. Я шагал между командирами и матросами, и преувеличенно твердо ставил ноги: не потому что хотел казаться отличником строевой подготовки, а чтобы не упасть, ибо голова все еще немного кружилась.

Толпа зашевелилась, а потом раздались приветственные возгласы: сначала единичные, а потом слившиеся в один сплошной гул. Я мельком оглянулся – на лицах матросов появились улыбки.

Достигнув берега, колонны остановились: моряки замерли по стойке "смирно", и почти в ту же секунду смолкли крики встречающих.

От толпы отделилось трое командиров – судя по изрядному количеству золотого шитья на мундирах, из руководства базы. Рядом с ними был долговязый блондин – похоже, переводчик. С нашей стороны вперед вышли капитаны Гусаров и Комаров, вместе с переводчиком старшиной Помеловым, шедшим на нашей лодке в качестве прикомандированного.

Один из трех американцев заговорил, а переводчик начал переводить:

– Рады приветствовать экипажи советских субмарин на базе ВМС США Датч-Харбор. Добро пожаловать!

– Рады встрече с братьями по оружию, – ответил Гусаров. – Благодарим за гостеприимство.

Тут в дело вступил наш переводчик, и сосредоточенно внимавшая толпа радостно загудела, отреагировав на довольно пафосное "братья по оружию". Командиры взяли под козырек, и пожали друг другу руки. А потом ряды смешались, и началось форменное братание – матросы пожимали друг другу руки и обнимались, обменивались сувенирами… Я едва успел удивиться тому, до чего быстро совершенно незнакомые люди сумели найти общий язык, как и сам оказался в настоящей кутерьме: вокруг хлопали друг друга по плечу, хохотали, кто-то орал мне в самое ухо по-английски, в руки сунули две пачки сигарет…

Потом нас повели, как сказал переводчик, "в баню". Наши матросы обрадовались, хотя кое-кто скептически ухмылялся – мол, откуда у американцев баня?

Скептики были правы: "баня" оказалась самой прозаической душевой. Хорошо хоть, горячая вода тут подавалась без всяких ограничений, и имелось много замечательного мыла с цветочным запахом, но вот ни о каких парных, каменках и вениках мечтать, само собой, не приходилось.

А после бани (когда мы вышли, уже совсем стемнело) нас повели в столовую, где ждал банкет. И вот тут-то американцы превзошли все ожидания. Наши матросы – да и, что греха таить, все остальные – ошарашено взирали на длинные столы, заставленные яствами. Огромные, целиком зажаренные в духовых шкафах птицы – как потом выяснилось, это были индейки, жаркое, несколько блюд из рыбы, сыры, непривычные открытые пироги, кувшины с апельсиновым соком, и много фруктов, порой нам совсем незнакомых. Было и спиртное – виски, цветом напоминавшее коньяк, но по крепости превосходившее водку. И хотя несколько общих тостов было поднято, спиртным никто не увлекался – таково было строжайшее указание командиров, и некоторые матросы с явным сожалением посматривали на фигурные бутылки, опустошенные едва ли наполовину. Мне, впрочем, было все равно – я запивал все свежим апельсиновым соком. Вейхштейн, похоже, памятуя о своем конфузе на банкете перед отправкой, тоже ограничился несколькими глотками виски, после чего тоже обратил основное внимание на сок.

– На таких харчах воевать можно, – прогудел Данилов, обгладывая исполинских размеров индюшачью ногу. – Слышь, Фащанов, а ты нас когда индюками кормить будешь? А то все каши у тебя…

– Да ты и на каше вон какой здоровый вымахал, а если индюками питаться станешь, по тебе и вовсе ни одна вражья морда не промахнется, – беззлобно ответил кок, расправлявшийся с солидным куском лосося.

Матросы засмеялись.

– Тост! Тост! – разнесся голос от командирского стола.

Со своего места, держа в руке широкий стакан с виски и кубиками льда, поднялся командир базы Датч-Харбор. Смысл его речи сводился к тому, что он гордится встречей с русскими подводниками, восхищается смелостью экипажей, и сделает все от него зависящее, чтобы наш сверхсложный поход увенчался успехом. А потом, переведя дыхание, командир вдруг преподнес нам сюрприз. Подняв стакан, он громовым голосом – такой, наверное, никакая буря не заглушит – на ломаном русском рявкнул:

– За побъеду!

И одним глотком осушил бокал – только кубики льда звякнули.

Что тут началось! Командиры зааплодировали, матросы – что наши, что американцы – восторженно взвыли.

Словом, вечер прошел, как принято говорить, "в теплой и дружественной обстановке".

* * *

А утром – ночь мы провели на суше, в американских казармах – началась работа.