Вариант "Ангола"

– Мне уже в иллюминатор смотреть не хочется, – сказал Саша для затравки, без интереса глянув через мое плечо. Ага, вот как значит в самолетах окна называются! Как в кораблях. – Столько пролетел разом. Разве что на большие города смотрел, это любопытно. Омск, Новосибирск, потом ваш Томск.

Я рассеяно кивал головой, не обратив на то, что Вершинин называет Томск "ваш". Да он и на самом деле уже "мой". Пять лет жизни – не шутка. Однако меня гораздо больше волновал другой вопрос, ради которого пришлось прервать рассказ Саши о перелетах. Я ведь до сих пор ни сном, ни духом не знал, куда и зачем мы направляемся. Что за задача у нас? Был шанс, что Вершинин знает больше, так что я спросил его напрямую.

– А тебе что, вообще ничего не сказали? Дела-а…, – Вершинин помялся. – Врать

не буду, отправляют нас далеко. Ты Чуковского читал? Не ходите, дети, в

Африку гулять… А нам придется. Отправляемся именно туда. Если быть точным, в

Анголу. Там есть наш, советский, секретный объект по добыче алмазов. Вот

туда нас и посылают… То есть послали уже.

Тут я и сел. Если бы одним из тех здоровых брезентовых мешков по башке дали – и то бы я меньше обалдел. Ангола? Африка? Я откинулся на короткую спинку сидения, запрокинув голову и надеясь, что собеседник не видит моего бледного лица. Хотя он, наверное, видел. Нет, невозможно! Как мы туда попадем? Что за чушь! До Африки два океана и здоровенный континент, и это при том, что кругом война бушует. С другой стороны, там Америка, а с Америкой у нас сейчас вроде дружба – вон, колбасу консервированную присылают. Если через Америку… Но все равно, как далеко, как… страшно!

Я закусил губу, но быстро спохватился и облизнулся.

– Наверное, это ошибка, – сказал я хрипло Вершинину. – Наверное, я с тобой только до Камчатки, а там уже в разные места. Чего бы мне в Анголе делать?

– Да нет, нету ошибки, – покачал головой Саша. Нахмурившись, он поднял указательный палец и, как профессор на лекции в университете, многозначительно сказал: – Мне дома товарищ Стерлигов ясно дал понять, что ты туда вместе со мной отправишься. Кажется, будешь охраной законсервированного прииска заниматься.

– Что? Охраной? То есть вообще там останусь?

После таких новостей всякое настроение у меня улетучилось. Есть люди, которые живут приключениями и путешествиями. В детстве они читают Жюля Верна и академика Обручева, потом поступают на геологический факультет или идут в летчики, моряки, чтобы никогда больше не сидеть дома дольше месяца. А есть такие люди, которым лучше бы сидеть дома и путешествовать не дальше загорода, на дачу. Ну, или один раз в пять лет на море, с семьей. Я – из последней категории. Никогда не понимал сверстников, бредивших Папаниным и Чкаловым, хотя конечно, героев уважал и может быть, немного завидовал, что сам никогда так не смогу. А тут на тебе!

Вот Вершинин, похоже, другое дело. Он геолог, он привык. Он знал, куда шел. И я знал – я хотел в университете преподавать, ну или поехать как максимум в заграничную командировку, в посольство. Жизнь же повернулась совершенно другой стороной, чтоб ее!

Как бы мне не хотелось в тишине осмыслить услышанное, Вершинин был настроен поговорить. Он начал выспрашивать, действительно ли я знаю португальский – и, слово за слово, мы выяснили, что фактически являемся земляками. Само собой, стали вспоминать знакомые обоим места. Про Москву я уже кое-что слышал от приезжавших пару раз знакомых: как бомбили, как жилось им там в страшную осень и зиму 41-го. Теперь Вершинин рассказал подробно, какие районы сильнее пострадали при бомбардировках, как выглядел парад 7 ноября, как вообще город преобразился после пережитых невзгод. К счастью, по его рассказам, ничего особенно страшного со столицей не произошло, не хватило у фашистов сил насолить древнему городу.

Потом разговор у нас сам собой угас. Вершинин еще пытался его поддержать, задавал какие-то вопросы, но я просто не мог толком отвечать, потому что мысли вертелись вокруг одного и того же. Уехать в такую даль! Сгинуть за тридевять земель без следа на секретном задании. Вот тебе и "буду писать, мама!" Скажут маме – пропал твой сынок, а где – и знать не положено. И все. Некуда будет цветочков на могилку принести.

Некоторое время спустя Вершинин уже спал сном младенца. Ну как же, у него в Москве в тот момент еще шесть утра было, да будили его утром наверное много раз. Впереди лежала долгая дорога, и моим мыслям было где "разгуляться". Страшно представить, до чего можно было додуматься! Однако вместо этого я тоже взял, да и уснул.