— Вот что значит человек с классическим образованием, — серьезно заметила командирша. — Сразу суть ухватил. Вообще-то делить шкуру неубитого медведя не комильфо. Но если рассуждать теоретически, предлагаю поступить по-честному. Каждый берет, сколько сможет уволочь. Остальное остается моей конторе. С вас — помощь в создании нового места захоронения.
— А если мы все унесем? — поинтересовался Пашка, свято верящий в неисчерпаемые возможности человеческого организма.
— Надорветесь и там поляжете. Там, Паша, много. Прот может подтвердить. Он, э-э, мысленно удостоверился.
— А по иной причине мы все там не поляжем? Например, от маузера? — стиснув зубы, спросил прапорщик.
— Я твой скепсис, Герман Олегович, понимаю, — тихо и отчетливо сказала Катя. — Но думай, что несешь. Я детей стараюсь не убивать. До сих пор получалось.
— Действительно, Олегович, что за буржуйская привычка никому не доверять? — осуждающе пробормотал Пашка. — Мы же командой отбивались не раз. Ну, ты — беляк, я — красный, у остальных тоже… свое классовое происхождение. Но друг друга за какое-то паршивое золото мы резать точно не станем.
— Герман Олегович не подумавши говорил, — серьезно сказала Вита. — Вы, Катерина Еорьевна, на него не дуже обижайтесь. Герман Олегович завжди опасается. А золото потребно брати. Гроши нам нужны. Дальше жить нужно. Дом себе шукати. Если Герман Олегович вважає, що мы закон порушуємо, то пусть честно скажет.
Глаза у Виты были огромные, серьезные, такие же бездонные, как ночная тьма за ее спиной. Смотрела девушка со спокойным ожиданием, и ни насмешки, ни нетерпения, Герман в этом взгляде не увидел.
— Помилуй бог, Вита, какие законы? Все законы в прошлом остались. Я просто хотел сказать, что люди от близости золота весьма легко рассудка лишаются.
— Ха, — Пашка пренебрежительно махнул рукой, — было бы с чего с ума сходить. Лично мне никакого золота не нужно. Я свою долю на нужды советской власти сдам. Пусть школу откроют или еще что. И на долю вашей разведки, Екатерина Георгиевна, я не претендую. Вы — партия союзная. А из золота скоро стульчаки будут отливать.
— Подтекать будут, — ухмыльнулась Катя. — И вообще, холодно сидеть.
— Я фигурально выразился, — не смутился Пашка. — Товарищ Троцкий придумает, что с золотом делать. Вообще, я только "за" — у этих гадов обязательно нужно награбленное отобрать. Справедливо будет. Да и Вите хозяйством нужно обзаводиться. Она девушка к дому привычная. Проту деньги не помешают — ему с нервами нужно обследоваться. Сейчас электричеством очень хорошо лечат. В Москву съездишь, в центральный клинический госпиталь. И нечего друг друга бояться. Я, между прочим, в смысле золота всем здесь доверяю: от жадности никто из нас с ума точно не сойдет.
— Да, — Прот неуверенно улыбнулся. — У меня, как говорится, страховка. Меня сумасшедшим уже с детства считали.
— Не пори чушь, — грозно одернул Пашка. — Полгода тренировок по Миллеру, и ты сам себя не узнаешь. Характер нужно проявить. Эх, вам бы всем в политической сознательности прибавить!
***
Двигались в основном в сумерках. Короткий привал ночью, днем отдыхали долго. Командирша не торопила, считала, что главное сейчас — осторожность.
От этого четырехсуточного путешествия у Германа остались странные воспоминания. Короткие теплые ночи, мгновенные, как из ведра, проливные дожди. Днем через час-два от прошедшего ливня не оставалось и воспоминания. Ночью люди и лошади двигались сквозь мокрый мир, в звоне капель, во влажном шелесте листвы. Сквозь стряхивающие дождь ветви ярко сияли звезды. Из космической черноты на мокрую землю поглядывала насмешливая луна. Небо казалось бархатным занавесом Большого театра, где Герману довелось побывать дважды в жизни. Но того театра, с его "Садко" и "Князем Игорем", никогда не было. Миф. И Москвы не было. Лошади и пятеро людей уходили в совершенно иной мир. Туда, где не бывает войн и революций, нет комиссаров и полковников, кофе и пачулей, газет и телеграфа. Чужих людей Герман теперь видел только в бинокль. Подходить к хуторам и вообще показываться посторонним на глаза Катя категорически запретила. Прапорщика уже не шокировали инструкции, которые давала предводительница перед вылазками для пополнения запасов провизии. Воровать молодой картофель и огурцы Екатерина Георгиевна умела не хуже, чем стрелять. Брали скромно, дабы не вызвать подозрение у местных селян. Чаще на "охоту" ходили Пашка и сама Катерина, иногда к ним присоединялась и деятельная Вита. Сам прапорщик и неуклюжий Прот оставались на хозяйстве, охранять бричку и лошадей.