Варяги и Русь

Но примеры с названием Вармия из разных языков говорят о том, что приведенная этническая карта Вармии неверна. Мы видим, что как в прусском языке (балты), так и в польском языках название Вармия имеет схожее написание, и данное написание перешло в латынь и немецкий. И от них отличается название Варния, как оно сохранилось в варнийском говоре и было, следовательно, самоназванием коренного населения, которое не могло быть балтами, поскольку от старопрусского у нас сохранилось Wormjan, т. е. та же Вармия. А самоназвание Варния вполне идентично «варской» топонимике из земель ободритских земель варинов или варнов/варов, т. е. многочисленным Варновам и Варницам (см. выше карту А. Пауля), следовательно, тоже в какие-то времена было связано с именем варягов. Этот вывод хорошо совпадает с названием Варяжская Русь, до XIX в. сохранявшемся в устье Немана, и подтверждает мысль о том, что история Варнии/Вармии уходит корнями в более глубокую древность, чем это принято считать в современной науке.

Но прежде чем исследовать глубину этой древности, следует выяснить, на основе каких доказательств и с какого времени в современной науке летописные урмане отождествляются с норвежцами. Здесь это принципиально важно, поскольку через это отождествление и князь Олег как князь урманский некоторыми исследователями наделяется норвежским происхождением. В ПВЛ мы видим, что урмане было самоназванием этого народа: «Сице бо ся зваху… урмане».

В комментариях к современному изданию ПВЛ слово урмане разъясняется кратко — «норвежцы»[921]. В словарях, например, в словаре М. Фасмера это слово имеет аналогичное толкование, но к нему еще добавлено: см. Мурман, и это слово, в свою очередь, комментируется так: название части побережья Северного Ледовитого океана, а также его жителей, др. — рус. урмане «норвежцы» (Лаврентьевск. летоп.), Мурманские нѣмци «сев. народы», которые в союзе со свеями воевали против русских (Жит. Александра Невского), нурмане «норвежцы» (I Соф. летопись). Получено путем дистантной ассимиляции из др. — сканд. Norðmaðr «норвежец», норманн, лат. Nordmanni (Эйнгард, Vita Car., Лиутпранд). Отсюда Мурманский берег, Мурманск — название города.

В приведенных комментариях натяжка соревнуется с натяжкой, и всё это сумбурное произведение, выполненное в технике коллажа, носится в воздухе, не имея соприкосновения с землей, то бишь — с источниками. Разве сказано что-нибудь в Лаврентьевской летописи о норвежцах? Нет, там только упомянуты урмане и подчеркнуто, что это было самоназванием данного народа, и более ничего.

А франкский историограф Эйнхард или епископ Кремоны латинский историограф Лиутпранд — разве оставили они, а кроме них и многочисленные западноевропейские хронисты, сведения о том, что латинское nortmanni/nordmanni было переиначиванием какого-то заимствования из скандинавских языков? Ни в малой степени! Лиутпранд к тому же дает самое удовлетворительное разъяснение того, что слово это тевтонского/немецкого происхождения, иначе говоря, что оно образовалось на европейском континенте, откуда и перешло в скандинавские языки, а не наоборот. Подтверждается это и работами шведских писателей ренессансного периода. Например, вышеупомянутый шведский писатель Олаф Магнус слова норд/nord даже для обозначения стран Скандинавского полуострова в своем труде «История северных народов» не употребляет. Для этого он пользуется латинскими или греческими понятиями, как, например, в заглавии книги «Historia de gentibus septentrionalibus». Для обозначения народов Скандинавского полуострова шведские писатели использовали, как правило, конкретные наименования народов, что мы видим, например, в труде Иоанна Магнуса «Historia de omnibus Gothorum Sveonumque Regibus».

«Тевтонское» слово nord закрепилось, вероятно, прежде всего в немецком языке. Так, в немецком комментарии к карте Олауса Магнуса «Carta Marina» ареал, охватываемый картой Олауса Магнуса был обозначен на немецком как Nordlenden: «Ain korte Auslegung und Verklerung der neuen Mappen von den alten Goettenreich und andem Nordlenden» (Venetiae, 1539)[922]. Соответственно, и латинское nortmanni было калькой «тевтонского» nordmanni, а в скандинавские языки это слово вошло из немецкого языка, что и понятно, учитывая сильное влияние немецкой культуры в скандинавских странах, особенно начиная с XVI в. В начале XX в. труд О. Магнуса был переведен на шведский язык, и «тевтонское» слово nord сделалось уже привычным для шведского языка, что видно и из шведского названия труда начала XX в. «Historia om de nordiska folken» («История северных народов»). Так, собственно, и считается, например, в шведской медиевистике.