В 903 году Игорю было 25–26 лет от роду. Уже одним этим обстоятельством опровергается рассказ Степенной книги и Макариевых больших рукописных Миней, будто бы Ольга была «отъ рода ни княжеска, ни вельможеска, но отъ простыхъ людей». Таких девушек «от простых человек» было немало в Киеве; при тогдашних обычаях (16-летний Владимир берет за себя Рогнедь) нет сомнения, что у Игоря были наложницы до 903 года. Брак Игорев решен вследствие засвидетельствованных летописью его сыновних отношений к Олегу; жену (то есть будущую княгиню) ему приводят из Пскова, не иначе как по воле и по распоряжению великого князя. Этот заочный брак заключен на основании политических соображений, как на основании других политических соображений древлянский Мал сватается заочно за Ольгу, Владимир заочно за Рогнедь, а впоследствии за царевну Анну, Ярослав за Ингигерду и т. д. Как возраст Игорев, так и Ольгин имеет особое значение в спорном деле о роде ее. Если допустить с Шлецером, что в 903 году ей было около 16 лет, окажется, что в 942 (год рождения Святослава по летописи) ей было 55 лет, а Игорю 67–68. Должно думать (как бы оно ни казалось странным при господствующем воззрении на начала общественного быта древней Руси), что Ольга привезена в Киев младенцем, быть может, двух лет от роду; в 942 году ей было бы 41 год. Браки по приличию, между малолетними, были в обычае у всех народов того времени. В 1221 году малолетний сын Андрея, короля венгерского, обручен с малолетней же дочерью князя Мстислава. Этим, хронологию летописи нисколько не нарушающим предположением о возрасте Ольги, объясняется и возможность древлянского сватовства.
Была ли Ольга княжной норманнской? Но в Швеции не могло быть недостатка во взрослых княжнах; для чего же было выбирать малолетнюю? Да и летопись говорит положительно, что Ольга приведена из Пскова; а мы видели, что норманнских князей не было ни в Пскове, ни в иных городах.
Татищев пишет по Иоакиму, что Ольга была рода прежних князей славянских, внука Гостомысла. Оставляя в стороне сомнительное, быть может, самим Татищевым изобретенное родство с Гостомыслом, нельзя не признать за известием Иоакима, значительной, против всех других сказаний, степени вероятности. Мысль о слиянии посредством браков прежних династий с новой варяжской ясно высказалась в предложении Мала; удивительно ли, что, со своей стороны, Олег задумал укрепить себя и Игоря на владении Русской землей тем же простым и совершенно естественным политическим способом? Ольга могла быть одной из главных представительниц прав прежних кривских князей. Отсюда, должно быть, частью и те княгини, родственницы ее, о которых упоминает Константин Багрянородный.
Вероятностью славянского происхождения Ольги обусловливается в значительной степени и славянское происхождение имен Ольг (Олег), Ольга. Не знаю, в какой мере можно причислить к
Что ни одна из этих форм не могла перейти непосредственно в русское Игорь, знают ныне и сами норманисты, почему и должны поневоле прибегнуть к предположению необходимой для них (но на деле не существующей) посреднической формы Inger, Ingari (которую пишут Ing(v)ari), признаваемой за сокращение имени Ingwar. В вопросе ономастическом сражаться против имен
Мы спрашиваем: какой из двух форм, Ingwar или Игорь, был прозван, в смысле норманнской системы, сын Рюриков при рождении? Разумеется, Ingwar. Чтобы дать ему имя Игоря, было бы необходимо, чтобы эта (положим) славянизированная форма шведского Ingwar уже существовала у новгородских славян; а в этом случае она не доказывает ничего в пользу норманнского происхождения варяжской династии, а напротив.
Откуда же форма Игорь в договоре; форма ˝Ιγγωρ у византийцев?
Греческие послы были в Киеве; русские в Царьграде. Греки имели дело не со славянами, а с господствующей норманнской русью. От самого Игоря в Киеве, от приближенных его и послов они слышали имя Ingwar. Между тем, в договоре пишется Игорь. Остается предположить, что Нестор переделал на свой славянский лад стоявшую в греческом оригинале форму Ingwar.