Варяги и Русь

«Абие же поути се кть, и Херьсона дошедь… и обрет же тоу еваггелие и псалтирь роушькыми писмены писано, и чловека обреть глаголюща тою беседою, и беседовавь сь нимь, и силоу речи прпемь, своей беседе прикладае различии писмень, гласнаа и сьгласнаа, и къ Богоу молитвоу дрьже, и вьскоре начеть чисти и сказовати».

По Ассемани и Добровскому, Шафарик относит путешествие Кирилла к хазарам к 840 году; другие принимают 858 год; во всяком случае, оно предшествовало водворению Рюрика в Новгороде. Теперь, что такое эти русские письмена; что такое этот человек, говоривший русской беседой?

Шафарик думает, что «слово русский употреблено здесь еще в том значении, в каком оно слышалось около 857 года (зачем именно около 857-го?) и относится не к славяно-русам, а к варягам-руси в Таврии, преемникам готского богослужения. Здесь русские письмена суть письмена готские». Об этой новой, дорюриковской, таврической, готской, да еще вдобавок и христианской варяжской руси он не дает объяснения; к утвержденным на внутренних и палеографических приметах возражениям г. Бодянского я имею прибавить следующее: если Кирилл мог беседовать с херсонским русином (мнимым готом) без предварительного изучения его языка («и чловека обреть глаголюща тою беседою, и беседовавь сь нимь, и силоу речи прпемъ»), значит, он уже знал по-готски до путешествия к хазарам; а тогда знал и перевод св. писания Вулфилы; следовательно, ему готскому чтению учиться не приходилось. Что речь идет о славянском, Кириллу знакомом наречии, видно из собственных слов его биографа. Готовясь к богословским прениям с хазарами, Кирилл «Херьсона дошьдь, наоучи се тоу жидовьскои беседе и книгамь, осьмь чести преложь грамматиие, и оть того разоумъ вьспреемъ». И тут же о самарянских книгах: «И оть Бога разоумъ преемь чисти начеть книгы бес порока». Здесь явно изучение незнакомого, неразумного языка; срвн. в еврейско-русском словаре 1282 года «речь жидовьскаго языка, преложена на роускоую, неразумно на разоумъ». О русской беседе не говорится в Житии «разоумъ преемъ», а «силоу речи преемъ», выражение, которым и в наше время можно означить усвоение себе одного из наречий уже знакомого языка. При известной речи письмена неизвестные; отсюда выражение Жития «своей беседе прикладае различни писъмене, гласнаа и сьгласнаа, и вьскоре начеть чисти и сказовати». Объясняться с русином Кирилл мог без труда и при первой встрече; читать его книги он мог не иначе, как приложив к своей болгарской беседе различие русских письмен от бывших в употреблении у крещеных болгар, то есть греческих.

Под влиянием той же норманнской системы, налагающей свое veto на уяснение какого бы то ни было памятника древнерусской или до Древней Руси относящейся славянской письменности, ученый и многоуважаемый автор монографии «О времени происхождения славянских письмен» вынужден объявить место Жития о русских письменах вставкой или подлогом. Он приводит, с одной стороны, для примера, перенесенный из Жития в псковскую Палею XV века и там разукрашенный сказ о том, что грамота русская «никимъ же явлена, но токмо самемъ Богомъ вседержителемъ» и далее: «Явилася Богомъ дана въ Корсоуне роусиноу, отъ него же наоучися философъ Костянтинъ, и отоудоу сложивъ и написалъ книгы Роускымъ гласомъ»; с другой, объясняет, что принадлежи место о русских письменах составителю самого Жития, он сам бы себе противоречил, представляя вскоре затем (то есть за повествованием о пребывании в Херсоне) рассказ о посольстве Ростислава в Царьград и тут же об изобретении славянской азбуки уже до того, по собственным же его словам, отысканной Константином в козарех.

Место о русских письменах находится во всех известных списках Жития св. Кирилла, представляющих противни с древнеболгарского подлинника. Из этих списков только два: Московский и Львовский II — русского происхождения. Списки: Рыльского болгарского монастыря (по которому напечатано Житие) и Львовский I, Сербского извода; северо-угорский и Ватиканский XVI–XVII столетия не определены; но, вероятно, также составлены не под русским влиянием. Откуда же во всех вставка, явно обличающая русское происхождение? Неужели исчезли все списки, прямо восходящие к первоначальному древнеболгарскому Житию; уцелели только передающие искаженный русской вставкой оригинал? Не принадлежит же вставка эта болгарским или сербским переписчикам; те скорее бы выпустили из подлинника, нежели приняли в свои списки место Жития, по-видимому, утверждающее за русским письмом его первенство над славянским.