Варяги

Копье полетело неуклюже, как-то под углом и все же умудрилось воткнуться викингу в бедро. Правда, совсем неглубоко. Северянин выдернул сулицу из плоти и, перехватив ее в боевое положение, хотел было размахнуться. Но глава медвежьего рода был так зол, что, пока викинг возился с сулицей, подобрал ударивший его топор и запустил в обидчика. Пока топор кувыркался, Павел успел вспомнить слова друга: «Топор обоюдоопасное оружие, как ни попадет, все равно больно, лишь бы посильнее кинуть». А кинул Паша будь здоров! Топор не докрутил всего пол-оборота и вломил обухом викингу в грудь. Пашин обидчик согнулся, хватаясь свободной рукой за ушибленное место. Он опустился на колено и, чтобы не упасть за борт, уперся о копье. В его сторону Павел больше не смотрел. Во-первых, заныло плечо от удара топора, а во-вторых, перед ним и Юски осталось всего трое новгородцев.

– Снимай бронь! – крикнул ему Юски, а сам, вскинув щит и меч, встал рядом с новгородцами.

– Снимай! – еще раз прокричал вепс, принимая удар меча на щит.

«Бежать… плыть, плыть…» – лихорадочно стучало в мозгу Павла, и он стал через голову стягивать кольчугу. Пока он освобождался от лишнего веса, викинги успели поразить двоих новгородцев. Пространство, отделяющее главу рода от наступающих врагов, угрожающе сократилось. Один из северян даже попытался достать его секирой на длинном древке, ударив через голову Юски. Но вепс, вовремя заметив взмах, в последний момент щитом отвел удар в сторону. Последний оставшийся новгородец обернулся, заметив, что Павел успел скинуть и обувь и уже готов прыгнуть в воду.

– Сигай с ним! – крикнул новгородец вепсу.

Юски, не раздумывая, наотмашь ударил одного из атакующих, затем с силой метнул в него щитом. Вепс отступил за спину новгородца, запрыгнул к Павлу на скамью и они одновременно плюхнулись в осенние волны Волхова.

Когда они вынырнули метрах в десяти от драккара, Павел, жадно хватая ртом воздух, оглянулся. Новгородец, прижатый к борту, продолжал отбиваться от наседавших викингов. Они с Юски, делая огромные гребки, устремились к берегу, а через несколько секунд, за их спинами раздался предсмертный крик новгородца, который заплатил своей жизнью за их спасение.

* * *

Отбросив щит с застрявшим в нем мечом Валуя, Вадим перехватил подарок Конди двумя руками, подпрыгнул и всем весом обрушил удар на щит викинга. Меч со звоном рассек умбон и повредил северянину руку. Воин в шлеме с бронзовыми узорными накладками, закусив до крови губы, не издал не единого звука. Он откинулся назад корпусом, согнул ноги в коленях и из положения сидя резко разогнулся. Его ноги, словно из катапульты, выстрелили вперед, ударив пятками Вадима в грудь. Десятник отпрянул, но устоял. Валуй в тот же миг попытался двинуть викинга щитом, но тот бросил ему навстречу свой покореженный, лишенный умбона щит, повернулся на бок и из очень неудобного положения сумел рубануть мечом. Брошенный щит столкнулся со щитом Валуя, на секунду перекрыв ему обзор, меч викинга концом пришелся бородачу по бедру, выдрав кусок мяса. Льняные серые штаны новгородца от крови быстро окрасились бордовым. Вадим, заметив ранение товарища, решил не дать противнику подняться с рума. Десятник, как заправский каратист, заехал викингу пяткой в полумаску и добавил мечом аккурат в купол шлема. Викинг что-то прорычал, но добить его еще одним хорошим ударом ему не дали. Пока они вдвоем с Валуем возились с этим крепким одноглазым, его дружки подчистую вырубили весь перепрыгнувший на этот драккар десяток новгородцев. Впрочем, и на собственно новгородском драккаре тоже не осталось ни вепсов, ни воинов воеводы Радея.

Когда Вадим уже замахнулся, чтобы нанести последний удар одноглазому, ему в левый бок мягко, словно и не было на нем кольчуги, погрузилась сталь. Широкий, с ладонь, наконечник копья пробил броню и на треть вошел в тело. Мгновенно забыв про воина в дорогом шлеме, он перевел удар на копьеносца, но тот, выдернув копье из тела десятника, отступил назад. Меч Вадима разрубил пустоту, сам он качнулся, подавшись по инерции вперед, в глазах пошли большие, ажурные, переливающиеся всеми цветами радуги круги. Вадима качнуло, а следующий удар топором в шлем сбил его с ног. Он почувствовал, что проваливается в глубокую, глубокую бездну. Солнечный свет погас, наступила темнота. Холодная, продирающая до костей темнота… И он упал на самое дно подземного царства. «А умирать не страшно. Совсем не страшно», – тихо сказал, словно пропел внутри голос… как будто не его голос.