Варяги

— Все равно…

— Тогда, если ты только решился, у тебя есть очень верное средство для мести…

— Какое?

— Ты не догадываешься! А Склирена? Ведь эта Зоя увела Изока, и, если суметь направить в нужную сторону ревнивое чувство женщины, можно горами ворочать.

— Ты прав! Склирена сломит и Зою…

— Это было бы хорошо. Не следует забывать, что Зоя принадлежит к «голубым»…

— Да, да! Пойдем же к Склирене…

— Нет, ты иди уже один… Я в этом деле нисколько не заинтересован, да притом мне нужно зайти на ипподром…

Приятели расстались.

Почти в то же время и Василий расстался с Зоей.

— Еще раз благодарю тебя за услугу. Но, вот, еще просьба… Ты знаешь Анастаса, эпарха, он главный начальник голубых, к которым принадлежу и я? — заговорила Зоя.

— Мне приходилось слышать о нем. Что же я должен сделать?

— Пойди к нему и расскажи о том, что я сделала… Никифор не простит мне, и я должна ждать неприятностей… Вардас болен; если бы он был здоров, я ничего не боялась бы… Исполнишь ты это?

— Я все сделаю для тебя, прекрасная Зоя, но теперь позволь мне тебя оставить… Ведь этот Никифор не простит и мне, и я должен предупредить его…

— Иди, иди! И да благословит тебя Бог!

Василий в самом деле поспешил во дворец. Слова Зои о том, что Никифор не простит обиды, явились для него предостережением. Он понял, что в лице этого патриция он нажил себе смертельного врага, но эта предстоящая борьба нисколько не пугала македонянина: в ней он решил испытать свои силы… В случае победы он мог быть уверенным, что счастье обернулось к нему лицом. В покои Михаила он был допущен немедленно.

Император был в состоянии полудремоты, когда к нему вошел македонянин. Порфирогенет сейчас же узнал его и даже обрадовался его появлению.

— А, это ты! — закричал он. — С какими вестями?

Василий начал было обычное приветствие.

— Не надо… Скорее!… Что говорят?

— Весь народ восхваляет тебя и твою мудрость, несравненный!

— Знаю, все знаю — ты говоришь правду… А что о предстоящих ристалищах?…

— В Константинополе очень много мореходов, как я это теперь узнал, и народ на стороне голубых… Раздражать его опасно!

— Знаю… Пусть зеленые держатся как можно скромнее!… Но мною все довольны?

— Скучаю по тебе, великолепный, и все с восторгом встретят твое появление на ипподроме… Но я прошу у тебя одной милости…

— Уже? Как это скучно…

— Я прошу милости выслушать меня…

— А, говори!…

Василий поспешил рассказать, что произошло между Зоей и Никифором.

— Чтобы не раздражать голубых, я счел нужным для виду принять сторону Зои и приказал Никифору отдать ей этих пленных. Потом их можно будет снова взять, но, пока не кончились ристалища, голубые не должны иметь повода к возмущению народа.

— Так, так, ты поступил хорошо… Я хвалю тебя, — милостиво сказал Михаил. — Можешь оставить у себя мой перстень! Я вижу — он в хороших руках.

Сердце македонянина радостно забилось: счастье было в его руках!

22. ЗА МИГ ОТ ПРИЗНАНИЯ

Зоя, Изок и Ирина всю дорогу не вымолвили ни одного слова. Только вступая уже под портик своих палат, матрона, обращаясь к юноше и девушке, произнесла:

— Добро пожаловать! Вы оба входите сюда не как рабы, а как мои дорогие гости… Здесь, под этим кровом, вы находитесь пока в полной безопасности, а что будет потом, это мы увидим…

Эти слова удивили Изока и Ирину как нельзя более. Что могло это значить? Ведь еще так недавно они были жалкими рабами в руках грубых солдат, а теперь эта роскошно одетая, богатая, знатная матрона вдруг и в самом деле обращается с ними, как с дорогими гостями, не обращая даже внимания на то, что они были презираемыми в Византии варварами.

К их услугам явились рабы; как Ирине, так и Изоку было отведено по особому покою, им поданы были лучшие яства и пития…

Только сама хозяйка не выходила к ним.

Утолив первый голод, Изок снова почувствовал, что усталость последних дней берет свое. Оставшись один, он не мог преодолеть дремоты и быстро заснул крепким молодым сном, заставляющим забывать все на свете.

Ирина напротив, несмотря на все перенесенные волнения и усталость, и не думала спать. Теперь, очутившись одна сама с собой, она снова пережила все случившееся, и, чем больше она думала над событиями этого дня, тем все более и более разгоралась в ней ненависть ко всей Византии и, вместе с тем, зарождалось желание отмщения тому грубому патрицию, которого она считала главной причиной своего плена и смерти старого деда.

Ни вмешательству знатной матроны, ни ее обращению с ними она не удивлялась. По своей наивной простоте она принимала все это как должное. Она считала себя во всем безусловно правой и думала, что вместе с нею в ее правоте должен быть уверен весь мир, и всякий должен ей помочь, раз с ней случилась какая–нибудь беда.

Так прошел весь этот день, наступил другой, за ним третий, а Зоя все еще не показывалась своим гостям. Изок и Ирина начинали скучать.

Зоя же с умыслом не выходила к молодым славянам. Она желала дать им время оглядеться, освоиться с своим положением и, вместе с тем, подыскивала способы не только к их освобождению, но и к тому, чтобы дать им обоим возможность вернуться в родную страну на Днепре.