Читаем Варяги полностью

Никого, кроме своих, на беспредельных пространствах земли славянской не было, не с кем было схватиться – силами померяться, и вот, за недостатком чужих, роды боролись и бились друг с другом.

Наконец мало показалось им страны приильменской.

Стали все чаще и чаще повторяться разбойничьи нападения на соседних кривичей, весь, мерю, да чудь голубоглазую.

Те, как могли, отражали эти нападения. Кровь лилась рекой.

Но так не могло долго продолжаться.

После долгих советов между собой отправились в Нов–город послы и старейшины от кривичей, веси, мери.

К ним присоединились и дреговичи, тоже не мало терпевшие от нападений приильменских разбойников.

Не суда, не управы отправились искать они по прежнему примеру; знали все, что и Нов–город бессилен был в этой борьбе с ужасным злом. Но одно уже имя славного центра всего северного союза славян было по–прежнему для них обаятельно. Если не ратной силы, так разумного совета ждали они от новгородцев.

Издавна это повелось. И теперь, в последний раз, решились так поступить обиженные соседние племена.

– Что скажут в Нове–городе, тому и быть; силой помочь не могут, пусть совет мудрый дадут, – толковали послы. – А нет, так и без них управу найдем. Хоть к ханам козарским обратимся, а себя в обиду не дадим.

Узнав, за каким делом пришли в Нов–город послы кривичей, веси и мери, явились туда и старейшины приильменских родов.

Их, строго говоря, нельзя было без оглядки винить за все происходившее на берегах великого славянского озера.

Почти все они были почтенные старики, ясно видевшие, к каким печальным последствиям должны были привести постоянные раздоры родичей. Но что они могли поделать с буйной, вышедшей из повиновения молодежью?

Нов–город, несмотря на свое бессилие, в их глазах пользовался прежним обаянием, да кроме того, в нем жил еще тот, кто пользовался уважением всех без исключения приильменских и соседних с ними славян – старец Гостомысл.

И только новгородцы недовольны были своим посадником и давно уже зрело среди них недовольство. Им все казалось, что умный посадник слишком уж много забрал себе воли, когда еще не был так дряхл, соединил власть в одних своих руках, а этого новгородцы вынести не могли. Не в их нравах было лишиться каких бы то ни было своих прав и преимуществ. Мужи новгородские отлично сознавали все значение Нова–города в северном славянском союзе, знали, что Нов–город всегда был средоточием, центром торговым всех окрестных племен, знали, наконец, что далеко–далеко за морями все представление о славянстве складывалось только по Новгороду.

А тут вдруг один человек, поставленный ими на самую высокую ступень веча, замышлял, как им казалось, захватить всю власть, присвоить себе всю славу, которая составляла их гордость.

– Нет! Не бывать этому! Пусть лучше один Гостомысл погибнет, чем вся вольность новгородская! – кричали на вечах.

Пока были варяги, за Гостомысла держались крепко, но как только прогнали пришельцев, его ссадили с посадничества яко бы «за ветхостью».

Но он не потерял прежнего уважения и прежней любви. Славяне привыкли его считать мудрее всех на Ильмене и, отстраненный от власти, Гостомысл правил всеми делами по–прежнему.

Как бы то ни было, он явился единственным человеком, от кого собравшиеся на решительное вече представители племен могли ждать мудрого совета.

4. ОТЕЦ РУССКИХ ГОРОДОВ

«Новгород – отец городов русских».

Летопись

Вечевой колокол в Нове–городе громко и мерно, а вместе с тем тоскливо звонил, созывая всех новгородцев на площадь в Детинце.

Звон его гулко разносился ветром во все концы новгородские, будя заспавшихся, отрывая от дел заработавшихся.

Уже в то время своей планировкой Новгород резко отличался от других городов и селений славянских. В нем были довольно правильные улицы, и сам он в административном отношении разделен был на пять «концов».

Уже по одному этому названию частей древнего города можно судить, что если были «концы», то был и центр – средина, куда они сходились. В этой средине находился сам город, по нынешним понятиям, крепость, защищающая и господствующая над всей остальной местностью. В случае нападения в город собиралось все население концов – женщины, дети, старики, спасалось имущество. Там затворившиеся жители–мужи или «отсиживались» от дерзкого врага, или под предводительством своих тысяцких, сотников и десятников выходили на бой.

Управлялся Новгород и вся принадлежащая к нему область посадником, выбиравшимся на вечевом собрании обыкновенно из наиболее почетных и уважаемых граждан.

Пусть не думают, что новгородский посадник был нечто вроде бургомистра вольных городов Запада. Если это и не был неограниченный повелитель – власть свою новгородский посадник разделял с вечем, – то, во всяком случае, в тех делах, где не требовалось вмешательства веча, он мог распоряжаться безотчетно. Словом, тогдашний новгородский посадник, первый муж в Новгороде, бы кем–то наподобие президента современной республики, только с гораздо большими правами и полномочиями.

Перейти на страницу:

Все книги серии Легион. Собрание исторических романов

Викинги. Длинные Ладьи
Викинги. Длинные Ладьи

Действие исторического романа Франса Р". Бенгстона "Р'РёРєРёРЅРіРё" охватывает приблизительно РіРѕРґС‹ с 980 по 1010 нашей СЌСЂС‹. Это - захватывающая повесть о невероятных приключениях бесстрашной шайки викингов, поведанная с достоверностью очевидца. Это - история Рыжего Орма - молодого, воинственного вождя клана, дерзкого пирата, человека высочайшей доблести и чести, завоевавшего руку королевской дочери. Р' этой повести оживают достойные памяти сражения воинов, живших и любивших с огромным самозабвением, участвовавших в грандиозных хмельных застольях и завоевывавших при помощи СЃРІРѕРёС… кораблей, РєРѕРїРёР№, СѓРјР° и силы славу и бесценную добычу.Р' книгу РІС…РѕРґСЏС' роман Франса Р". Бенгстона Р'РёРєРёРЅРіРё (Длинные ладьи) и глпавы из книши А.Р'. Снисаренко Рыцари удачи. Хроники европейских морей. Р ис. Ю. СтанишевскогоСерия "Легион": Собрание исторических романов. Выпуск 5. Р

Франц Гуннар Бенгтссон

Проза / Классическая проза

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза