Некоторым мерещились видения только во сне, они слышали голоса, произносившие их имена в числе имен, присужденных к смерти. Большинство же, впрочем, ни во время сна, ни при бодрствовании не получали этих прискорбных предзнаменований. Лихорадка их захватывала внезапно: одних — в тот момент, когда они просыпались, других — во время прогулки, многих–среди обычных занятий. Тело их изменялось в цвете, но никакого признака воспаления нельзя было заметить. С утра и до вечера лихорадка была так легка, что предчувствовать какую–либо опасность не мог ни сам больной, ни врач, навещавший его. Никто из заболевших не казался находящимся в смертельной опасности. Но с самого начала — у одних — на другой день, у других — через несколько дней — можно было заметить появление нарывов не только в нижней части тела, но и подмышками, а иногда даже за ушами, и припадки этой страшной ниспосланной небесами болезни выражались почти одинаково у всех больных.
Одни из заболевших были погружены в глубокое беспамятство, другие были ужасны в припадках бурного гнева.
Первые имели вид людей, потерявших всякое понимание окружающего. Если около них был кто–либо, кто мог о них заботиться, то они принимали время от времени пищу. Если их покидали, они умирали от истощения. Вторые, охваченные бредом, лишившись сна, преследуемые все время различными видениями, везде видели перед собою каких–либо людей, покушающихся на их жизнь, и старались бежать, издавая страшные крики. Ухаживавшие за такими больными были в самом тяжком положении и вызывали не меньшую жалость, нежели сами больные. И не потому, что они подвергались опасности вследствие такой близости к больным, так как ни врачи, ни кто–либо другой не заболевали от прикосновения. Даже те, которые обмывали и одевали покойников, оставались, помимо всякого ожидания, здоровыми и невредимыми во время исполнения своих ужасных обязанностей.
Многие из них, пораженные болезнью в другое время и притом без видимой причины, быстро умирали. Поэтому прислугу заболевших жалели только в силу невероятных трудов, которые выпадали на ее долю. Занятые почти все время подниманием больных, катавшихся по полу, они должны были то и дело останавливать и удерживать охваченных бредом, которые норовили выброситься из окон на улицу.
Некоторые, увидев воду, бежали по направлению к ней не для того, чтобы утолить жажду (так как были такие, которые бросались в море), а просто потому, что были лишены рассудка. С такими больными приходилось выдерживать упорную борьбу, чтобы заставить их принять пищу, которую они не хотели. Были и такие больные, которые из–за отсутствия попечения умирали с голоду и от всяких других причин прямо на улицах.
Византия переживала ужасную пору…
Будто сам Господь отвратился от нее в этот год, и, чем дальше шло время, тем все более и более усиливалось бедствие…
9. ПЕРВЫЙ ГРОМ
Все слушали старика, затаив дыхание и одобрительно покачивая головой, ожидая, что он будет говорить дальше.
— И никто не знал причин этого недуга, — продолжал старец. — Так как никто не понимал этой странной болезни, то некоторые врачи, предполагая, что тайным источником ее служат опухоли, стали вскрывать трупы. Рассечение опухолей обнаружило лежащие в глубине язвы, злокачественность которых вызывала смерть или немедленную, или же через несколько дней. Было немало и таких больных, у которых все тело было покрыто черными пятнами величиною в чечевичное зерно. Такие несчастные не выживали даже и одного дня и умирали все в течение одного часа. У некоторых вдруг появлялась кровавая рвота, во время которой они умирали. Беременные женщины, пораженные болезнью, безусловно были обречены на гибель. У одних являлся выкидыш, и они погибали в это время; другие погибали во время родов вместе с новорожденным младенцем. Рассказывают, что только три женщины остались при подобных условиях в живых, и только у одной новорожденный остался жив, несмотря на то, что сама мать погибла во время болезни.
И вот, такая–то страшная болезнь продолжалась в Византии четыре месяца; из них в течение трех месяцев она свирепствовала с необыкновенным ожесточением. Вначале число смертных случаев мало превышало обыкновенное число смертей в городе.
Но по мере того, как болезнь шла вперед, число умиравших возрастало с каждым днем, достигнув сначала пяти, а потом и десяти тысяч в день.
Каждая семья сама погребала своих умерших. Гробов не хватало, и потому их забирали силою. Вскоре при общей растерянности возникли беспорядки. Прислуга лишилась хозяев, самые могущественные граждане остались без прислуги или потому, что она заболевала, или потому, что ее удаляли. Огромное количество домов совершенно опустело, и трупы оставались в течение многих дней непогребенными, так как для этого не хватало рабочих рук.