Варяги

Ран слушал внимательно. Молодости его не могли скрыть ни глубоко надвинутый шлем, ни плотно сжатые губы. Выслушав Блашко, ран неожиданно весело улыбнулся. Повернувшись, кратко и тихо приказал дружинке опустить копья.

   — Отринь гнев, старейшина. Как вы в своей земле, так и мы в своей должны оберегаться от врагов. Воевода Боремир поручил мне охранять этот участок побережья. Ты сам воин, возглавляешь дружину, — он повёл в сторону напряжённых новеградских воев рукой, — и должен понимать, что такое наказ старшего воеводы. Как видишь, мы не тати и остановили тебя по праву береговой сторожи. А воевода Рюрик действительно у нас на острове, бодричи сказали тебе правду. Его дружинный дом неподалёку от Арконы. Если ты дашь слово, что идёшь к нему не для воинского раздора, а с миром, мы проводим тебя с честью. Пусть сопутствуют тебе боги.

Для Рюрика наступила пора нелёгких размышлений. Кажется, он поторопился с возвращением к родным берегам. А может, ошибся. Надо ли было возвращаться? Гостомысл был милостив к нему. Отдал в жёны Милославу, ни словом не посетовав на зрелый возраст воеводы. Впрочем, он, Рюрик, и не пошёл бы к князю просить его дочери, если бы не уверился в желании самой Милославы. Два слова всего и сказала она ему, когда он, выйдя от князя, не в дружинную избу пошёл, а на берег Мутной. Там и встретил её с недоплетённым венком в руках. Увидев его, она вспыхнула, как алый цветок. Он упал перед ней на колени, протянул к ней руки, словно безусый юноша, сражённый девичьей красотой, будто и не давили грузом на плечи четыре с лишним десятка лет, словно была она первой в его бурной воинской жизни, когда в походах не спрашивают женщин, по сердцу ли им победитель, их просто берут по потребности тела, как любую другую добычу.

Она никогда не могла стать добычей, и Рюрик давно уже почувствовал: случись невероятное, приволоки воины её к шатру, не поднялась бы рука сорвать с неё сарафан.

Сама и только сама могла прийти к нему Милослава.

Тогда, на берегу Мутной, наверное, увидела она в глазах Рюрика и любовь, и почитание, и мольбу. И смятенной девичьей душой потянулась к нему и сказала, пряча лицо в подол сарафана, всего два слова:

   — Поди к батюшке...

Теперь она жена его. Хозяйка дома.

Воевода Боремир, слегка постаревший и огрузневший телом, по-прежнему встретил улыбкой и дружеским объятием.

   — Ты ж не юноша, сам понимаешь... У Славомира размирье с германцами вышло, он поколотил их. Нынче тишина у бодричей. Германцы поклонились Славомиру, вечного мира запросили. Сколь раз был тот «вечный» мир. Кабы раньше пришёл со своей дружиной... А нынче зачем ты Славомиру? Бодричи могут вспомнить, что ты сын старейшины Годослава. Кому нужен воевода, которого могут избрать князем? Ты ж не юноша, сам понимаешь... Живи у нас. Торира нет, но даны-то остались. Скажу тебе в тайне от других: с Готфридом ещё можно было по-соседски добром иногда сговориться. А ныне он стар, ежедень известия о смерти ожидаем.

   — В Вальгаллу-то ему не попасть, — шутил Боремир. — Туда мы с тобой ещё можем отправиться. Готфрид же на своём ложе, видать, помрёт. Да ему и без разницы — Вальгалла или царствие божие, небесное... Слыхал о таком? То новое учение от италиков да франгов к нам ползёт. Единый бог — Христос именем, — оказывается, на небесах сидит. Наши-то: Святовит, Сварог, Даждьбог, Жива, Радогост[22], Рановит и другие, пусть не обидятся, что не называю, — выходит, ложные боги. Передающий волю Святовита здесь, в Арконе, как услыхал первый раз такое, так чуть слова не лишился. Ты ж не юноша, сам понимаешь...

Готфрид к тому богу Христу склоняется. Так говорят. Меня тут тоже пытались в новую веру... как это? об-ра-тить. Удобный бог — Христос. Дай вспомню. Богу — божье, кесарю — кесарево. Я не кесарь, но дружинники и горожане меня почитать должны — власть от бога, и я, стало быть, от бога ставлен, — смеялся заразительно.

   — Давай, друг Рюрик, поверим в нового бога — Христа. Он всем царствие небесное обещает. Тут, на земле, кесарями не стали, так на небесах будем. — Ироническая улыбка затерялась в поседевшей бороде. — В Вальгалле у Одина хорошо, и у бога Христа в царствии небесном только рот открывай, наготово кормить будут. Но ты ж не юноша, сам понимаешь, мы с тобой на земле живём, друг Рюрик. Не спрашиваю, почему ты ушёл от словен новеградских. То твоё дело. Раны от твоей помощи не откажутся. Дружины-то у тебя опять прибыло. Ты молчишь, а мне уже донесли: уходил без малого с двумя сотнями, а возвратился с тремя. Словене прибились?

   — Нет, — не счёл нужным скрывать Рюрик. — Торировых, тех, что просились, принял. Да и других. Мало ли их по земле бродит...