Годослав корил себя за излишнюю доверчивость. Почему не допытался у послов Карла о точном времени выступления Готфрида на саксов? Доверился их утверждению, что и даны пойдут в поход. Совместными усилиями легко будет указать спесивым саксам их место, чтобы жили тихо, не задирали соседей. Немало обид скопилось у бодричей на саксов. Люди порубежья часто приносили Годославу жалобы на притеснения соседей. Мнилось, что и Карл ополчился гневом на них по той же причине. Почему-то не задумался: а данам какая выгода от похода того? Земли Готфрида и саксов не порубежные, зачем ему задираться и ратиться с дальними людьми?
Эх, Годослав, Годослав, простая душа. Вот и дождался: Готфрид пошёл походом, только не на саксов, а на твой Рарог. А с кем выступишь против него ты?
Сотня воев не одолеет тысячу. На верную гибель идёшь, Годослав.
— Пусть Яровит[9] покарает меня за доверчивость, — прошептал Годослав, — но да не скажет ни один из рарогов-соколов (сами бодричи-ободриты называли себя рарогами или рериками, то есть соколами), что Годослав не протянул руки осаждённому граду...
Гонцы были отправлены: к Рюрику, чтобы возвращался с дружиной немедля, но князь не питал ни малейшей надежды на своевременную помощь сына — слишком далеко ушла дружина; к ближним посельям — он знал, что малые дружинки поспешают-торопятся на его зов. Велеград оставлял на Дражко — ближайшего боярина, верил ему как себе. Скорее по привычке, чем по необходимости, наказал собрать всех, кто способен держать в руках лук, приставить к частоколу, из града до его прибытия носу не казать. А ежели не прибудет он, то поступать, как совесть и обычай велят.
...Дружинка, как и обещал князь Вартиславу, выступила к полудню. Вои знали, куда и для чего ведёт их Годослав. Каменели лицами, но ни один не свернул с торной дороги в спасительное мелколесье.
Выполняя повеление герцога Кнута, ярлы Торир и Торгрим с дружинами прибыли на временную стоянку конунга Готфрида — в город Раскильде. Уходить из Ааргуса, насквозь пропитанного родным запахом моря, гниющих водорослей и рыбы, не хотелось. Отсюда рукой подать до родного фиорда. Торир уже дважды встречался со знакомыми ярлами земли фиордов и долин. Обошлось без крови. Ярлы, как и он, были обижены Гуннаром и видели в Торире собрата по ненависти к конунгу, а возможно, и будущего ходатая перед королём Готфридом. Поэтому они легко согласились на его просьбу не нарушать мир побережья данов. Недалеко остров бриттов[10]. Что значат два-три дня пути для быстрокрылых ладей викингов! Добычи же там хватит всем. Может быть, в другой раз и он, ярл Торир, поставит своего «Пенителя морей» рядом с их ладьями. Путь к берегам острова бриттов ему хорошо известен. А пока — пусть пошлёт им Один победу в битве!
Герцог Кнут остался доволен сообразительностью и ловкостью Торира в переговорах с ярлами. Он бы и сам не прочь пощупать бриттов, но король Готфрид предпочитает на побережье пока держать оборону. Пока... Он, Кнут, верит, что это ненадолго. Они с ярлом Ториром ещё поведут свои суда с хирдманами к тому острову или туда, куда укажет конунг Готфрид.
Так будет. А сейчас Ториру с дружиной следует отправиться в Раскильде. Так повелел король. Он, герцог, завидует ярлу. Да, да, не отсиживаться за городской стеной зовёт Готфрид ярла. Его ждут славные дела.
Но даже намёк на славные дела не возвеселил душу Торира. Сумрачно выслушал повеление и Торгрим. Они, свободные ярлы, ещё не привыкли к подчинению чужой воле. Оберегая свою независимость, они покинули страну долин и фиордов. Так почему здесь должны подчиняться распоряжениям короля? С таким же успехом они могли склонить головы и перед Гуннаром.
Прошлое не вернуть и не переделать, как невозможно повторить уже свершившийся набег на остров бриттов, изменить его результат. Поражение можно выдать за победу только на словах, в действительности оно остаётся всё равно поражением. И напоминает некстати о себе ускользающим взглядом дружинника. Как знать, может, ему стыдно вспоминать, как он бежал к «Пенителю морей» под стрелами бриттов, не обращая внимания на призыв ярла. А может, он вспоминает и тебя бегущим, ярл?
Набег — тот, первый, предпринятый сгоряча, без подготовки, сразу же после приговора тинга, — закончился неудачей. Правы были ярлы, отказавшись когда-то избрать его конунгом похода. Личная храбрость для конунга — далеко не самое важное. Теперь он это знает...
Осенние бури вымотали дружинников, они валились с румов «Пенителя морей», не в силах больше ворочать вёслами. А когда всё же увидели поднимающийся из моря берег проклятого острова, неосмотрительно заторопились, подгоняемые нестерпимой жаждой, и сразу же напоролись на береговую стражу бриттов.
У ярла Торира всякий раз при воспоминании о постыдном бегстве непроизвольно краснели уши.
Он не помнил, сколько дней и ночей забавлялось море «Пенителем морей». Гордые мечты, навеянные прорицательницей Хельгой, развеялись дымом потухшего костра. Хотелось одного: чтобы всё побыстрее закончилось — и хрипы дружинников, и жажда, и бесконечные удары волн о борт ладьи.