Варяги

И вот тут, старейшины и ярлы, вы ошибаетесь. Жизнь изменилась. Вечность установлений рода кажущаяся. Посмотрите вокруг внимательнее. Там, где род раньше мог легко кормиться охотой и рыболовством, сегодня не хватает места бондам с их десятком овец. Они переходят границы и в поисках лучших мест селятся на новых землях. Разве вы, старейшины и ярлы, можете воспрепятствовать им? Да если бы и захотели, не сумели бы. Пригодной земли становится всё меньше, скажу больше — её вообще не осталось. Не потому ли люди покидают долины и уплывают в страну Горячих Источников? Людей в долинах становится много, и они не довольствуются малым. Им тесно на родной земле — она не может дать им всего необходимого...

Гуннар говорил спокойно, с чуть заметной печалью в голосе.

Слушали внимательно. Ни один протестующий голос не раздался у скалы законов. Много, слишком много горькой правды было в словах конунга. Да, в долинах стало тесно. Да, земля родит скудно. Да, бонды с каждым годом всё чаще нарушают обычай — жизнь заставляет. Да, смельчаки покидают долины — говорят, страна Горячих Источников просторна и обильна. Не попытать ли счастья? Но как к этому отнесётся род?

Конунг перечислял беды и напасти. Собранные воедино, они ложились на души тяжёлым камнем. За многие годы к горестям привыкли и не слишком задумывались, во вред или на пользу происходят изменения. Гуннар утверждает — на пользу. Но если обычаи предков устарели и плохи, надо сказать о лучшем. К старому привыкли, с ним рождались и умирали. Так ли хорошо будет то новое, о чём не однажды заговаривал конунг?

Мысли, пока ещё не оформившиеся в ясные слова и твёрдые решения, посещали многих. Речь Гуннара как зерно, упавшее на невспаханную почву: будет погода благоприятной — прорастёт, случится засуха — не жди урожая.

Намеренная пауза в речи конунга затянулась. По молчанию слушателей он понял: его слова глубоко проникли в сознание людей. Прервав заранее обдуманную речь, он надеялся, что если не многие, то хотя бы кто-то один спросит: а что же предлагает конунг нового? Сейчас, всматриваясь с высоты скалы в хмурые лица, он жалел, что не поручил кому-либо из своих людей, хотя бы тому же Кари, задать такой вопрос. Тогда была бы соблюдена видимость заинтересованности людей в его предложениях, и он не навязывал бы свою волю, а на правах старейшины советовал бы родам объединиться.

Это была даже не ошибка, а совсем маленький просчёт конунга. Как и слишком затянувшаяся пауза в речи. Ею воспользовался Торгрим. Переглянувшись с Ториром, он начал проталкиваться сквозь толпу.

   — Люди долин! — громко крикнул он. — Конунг Гуннар намеренно смешал в одну кучу все наши беды: подлинные и мнимые. Сейчас он начнёт доказывать нам, что только под властью одного человека, именно его властью, мы можем жить спокойно и счастливо.

Торгрим пробрался к скале, остановился перед старейшинами вполоборота, чтобы можно было обращаться и к ним и к народу.

   — Если о счастье всех говорит один, а все остальные молчат, то не кажется ли вам, что этот один заботится больше о своём счастье, чем об общем? Конунг скажет нам, что, объединившись, наши роды станут одной семьёй...

   — То, что я хочу сказать, ярл Торгрим, я скажу сам, — прервал его Гуннар.

   — Э... конунг, больше того, что ты недавно поведал мне наедине и наверняка сказал ещё многим ярлам и старейшинам, не скажешь. Так что не старайся понапрасну. У меня это получится короче. Лишние люди из родов уйдут в твою дружину. Конунг своей властью будет указывать — кому, где и чем заниматься. Сильная дружина будет совершать победоносные набеги на соседей и всегда сможет отразить вторжение врага на свою землю. Скажи, разве не это ты хотел сказать нам?

   — Да, это, — ответил Гуннар. Вопрос всё же был задан, хотя и не в такой форме, в какой он хотел. — В объединении наша сила. Бонды и домочадцы без страха займутся своим делом. Походы обогатят страну. Каждый житель долин будет иметь рабов. Расцветут ремесла и торговля...

   — Красивые слова говоришь, конунг Гуннар, но не считай нас глупцами! — крикнул Торир. — Рабы и богатство будут у тебя. Люди же долин заплатят за это дорогую цену — они потеряют свободу и станут твоими рабами. Роды наши были и будут свободными...

   — Замолчи, взбесившийся ярл! — не выдержал Гуннар. — Ты не видишь дальше собственного носа, но берёшься поучать людей и сбивать их с толку. Ты кричишь очень громко о правах и свободе своего рода. Почему же я вижу на тинге только тебя и твоих братьев? Разве слово рода — это только твоё слово? Можем ли мы, старейшины, быть уверенными, что ты выражаешь волю всего рода, а не показываешь личную гордыню?

Торир насмешливо улыбался. После минутной ярости он успокоился. Чем бы ни закончился суд над ним самим, до конца тинга нужно держать себя в руках. Берсерк не вызывает доверия, его слова уносит ветер.