Медленно позволяя себя догонять «Варяг» с «Богатырем» постепенно увеличивали огневое воздействие на японского флагмана. Первый попавший с «Варяга» восьмидюймовый снаряд на «Идзумо» ударил в борт, и его отнесли на счет «Громобоя» и «России». Но последовавшее через пять минут второе попадание, в бок носовой башни, отнести на счет находящихся на левом траверсе броненосных крейсеров русских было уже нельзя. В носовой башне от сотрясения перебило половину лампочек, телефонов и циферблатов управления стрельбой. Башенный дальномер вместо дистанции до цели упорно показывал десять кабельтов, хотя даже на глаз до обстреливаемой «России» было не меньше 35. Хуже того, началась течь из уплотнения сальников гидравлической системы привода самой башни. Сколько еще сможет проработать башня, до падения в системе давления сказать было сложно, резервная электрическая система никогда не внушала доверия. А уж поворачивать башню вручную, это значит снизить и так не самую высокую скорострельность. Кроме это в «Идзумо» с бронепалубников уже попало порядка десяти шестидюймовых снарядов. Они действительно не могли пробить брони пояса, башни или траверса, но передняя труба уже опасно качалась на растяжках и после еще пары попаданий должна была свалиться. Камимура мгновенно отреагировал и приказал перенести на «Варяга» огонь всего, что могло до него добить. Увы — в момент поднятия на мачте «Идзумо» флажного сигнала о переносе огня удачный снаряд с «Богатыря» разметал по мостику японского флагмана сигнальщиков и ящики с сигнальными флагами. Осколками того же снаряда были перебиты и фалы по которым эти флаги поднимались на фок мачту. Жестоко избиваемый продольным огнем легких русских крейсеров «Идзуми» с каждым новым попаданием все менее подходил для выполнения роли флагманского корабля. Да, все механизмы и орудия японца были надежно прикрыты непроницаемой для шестидюймовых снарядов броней. Но каждое попадание в трубу это падение тяги в котлах и как следствие падение скорости крейсера и всей колонны. Каждый снаряд разорвавшийся у раструба вентилятора, это смятый воздуховод, по которому в топки котлов всасывается меньше кислорода, и снова — падение хода. Пара пробоин в не бронированной носовой оконечности крейсера, это не только дополнительная вентиляция подшкиперской, но и затопления каждый раз когда нос крейсера ныряет в поднятый тараном бурун. И пусть один снаряд сделавший эту пробоины достаточно безвредно разорвался на бронированном траверсе (вспучивание палубы, многочисленные осколочные повреждения и шесть раненых в лазарете). Второй, с несработавшим (традиция однако, хотя после смены взрывателей на русских снарядах не взрыв попавшего в цель снаряда стал из правила скорее исключением) взрывателем, подобно бильярдному шару проскользил по бронепалубе пока не завяз в переборке у каземата шестидюймового орудия. Где и пролежал, пугая прислугу своим мрачным видом, до конца боя. А заодно пожары и выведенные осколками из строя орудия на верхней палубе, переполненные лазареты, невозможность подать сигнал ведомым кораблям и прочие радости плотно обстреливаемого корабля. И все это без единого пробития брони.
Похожая картина была и на «России». Хотя броня и была не по зубам японским снарядам, повреждений от осколков и огня было достаточно. Верхний средний каземат шестидюймового орудия в одно мгновение превратился в гибрид печи высокого давления и крематория, в котором заживо сгорели шесть членов расчета орудия. Виновник — крошечный раскаленный осколок снаряда, который даже не попал в крейсер, воспламенивший беседку с гильзами для шестидюймового орудия.
Крейсер получил уже с десяток попаданий, однако тревожных сообщений пока не было. Докладывали в основном о пожарах. Пожары пока тушились, хотя и с переменным успехом. Особенно долго возились с первым, с непривычки. Правда, так до конца его погасить не удавалось. Вроде бы уже погасший огонь периодически вспыхивал снова, но никого уже не пугал. Дым от пожара мешал наблюдать за кормовым сектором, чем Небогатов был недоволен.
— Да что там они с пожаром справиться не могут? Сгорим ведь, господа.
Через некоторое время после особенно сильного взрыва прибежал посыльный от командира плутонга шестидюймовок правого борта, молодой вольноопределяющийся. Он долго не мог внятно доложить командиру крейсера, и капитану первого ранга Андрееву пришлось на него прикрикнуть, и даже немного встряхнуть.
— Т-там, среднем к-каземате взрыв, — дрожа докладывал посыльный, — расчет весь… все…
— Что там!? — опять прикрикнул командир.
— Сгорели… все… заживо, — почти прошептал посыльный и получив разрешение уйти почти вывалился из рубки. С мостика послышались характерные звуки выворачиваемого наизнанку желудка. Очевидно что посыльный в упомянутом каземате побывал лично.
Андреев смущенно прокашлялся и доложил Небогатову:
— Два шестидюймовых орудия мы уже потеряли. И один расчет полностью. В остальных много раненых, есть и убитые.