— А как же вы, ваше благородие? — поймав револьвер и засунув его за пояс, поинтересовался матрос, просовывая через дверь рубки полутораметровую стальную палку.
— А я обойдусь, — проворчал Балк и легко крутанул пудовый гриф, — это ты у нас на борту меньше месяца, сопля худая. А те, кто тут хоть полгода отходил — им оружие ни к чему. Да и у японцев его не густо будет, я думаю. А ты рви в машину, предупреди, чтобы вооружались и готовились отбиваться — макак, я думаю, раза в три больше будет, могут и до них добраться.
Через три минуты на палубу «Силача» ринулась толпа кочегаров из низов броненосца. Ее прилив был частично остановлен пулеметным огнем с фор-марса приблизившейся «Дианы», но часть нападавших все же смогла под руководством размахивающих мечами офицеров перебраться на «Силач». Пулемет захлебнулся, подавившись первой же очередью — металлические ленты для пулеметов еще не вошли в обиход, а холщовые постоянно давали перекосы. Во второй раз за эту войну на палубе корабля закипела жаркая абордажная схватка, и опять во главе русской стороны был офицер по фамилии Балк. Тенденция? А может, уже традиция?
Долгого боя не получилась — команда «Силача» доказала, что последний год не зря была грозой ночного Порт-Артура — японцев вымели с буксира, как мусор метлой. В схватке на ломах и цепях преимущество в силе было на стороне русских. На носу буксира боцман Хотько с разбойничьим посвистом крутил вокруг себя двухметровой стальной цепью, раз за разом снося за борт пытающихся перепрыгнуть через фальшборт японцев. Он продержался три минуты, пока кочегар с «Фусо» в прыжке не уволок его за борт. Впрочем, в отличие от японца, Хотько выплыл. Через две недели, отлежав в госпитале с простудой, он вернулся в строй.
К этому моменту цепь японского якоря не выдержала напора русской паровой машины и лопнула. «Силач» успел развернуть брандер вдоль фарватера, но тут под днищем старого броненосца заскрежетал камень и он, заваливаясь на правый борт, распорол обшивку в носу парохода. Поняв, что дальнейшее пихание японца бесполезно, Балк еле успел приткнуть стремительно набирающий воду буксир носом к берегу.
К рубке добежали только пятеро японцев. Первый рванул на себя дверь, которая, к его удивлению, оказалась не заперта, и был снесен с трапа ударом грифа. Поле этого из рубки к подножию трапа спрыгнул командир корабля, заклинивший штурвал и полный решимости не пускать в рубку никого. Он один сдерживал четверых японцев с пол минуты, пока на них с тылу не кинулись кочегары, вылезшие из низов «Силача» во главе с палящим из командирского револьвера вестовым. С их помощью палуба буксира была отчищена от неприятеля в течении пары минут.
Утром стало ясно, что замысел японского командующего скорее удался, чем нет — фарватер был заблокирован наполовину. Из Порт-Артура теперь могли выходить только бронепалубные крейсера и миноносцы, для броненосцев проход был закрыт наглухо.
Япония опять безраздельно господствовала в море.