В остальном бояться нечего. Бояться же вообще совпадения – значит рассматривать человеческую мысль как утробный голос известной социальной позиции, как чисто субъективное построение, вроде «психоидеологии».
Исторически важно было бы рассмотреть ряд подобных совпадений с различным смыслом, например, хотя бы руссоизм и шатобрианство. А Ленин и оборончество и проповедь «не укради»?
1. Важность этой проблемы с точки зрения сегодняшнего дня. Мы вынуждены теперь критиковать революцию. Если присмотреться к тому, что отвергают самые «правые» наши элементы, то окажется, что это ужаснуло бы людей начала революции. Все отрицают, например, формулу «цель оправдывает средства». А помните те времена, когда хотели реабилитировать Нечаева, когда Сарабьянов развивал свою нравственную теорию? Кто теперь подпишется под этим? Так что же, вы подпишетесь под кадетскими рассуждениями о нравственности и культуре?
2. Важность этой проблемы с точки зрения теории познания. Ленин и объективные феномены общественной жизни и общественной идеологии. Смесь истинного и ложного в них.
3. Важность с точки зрения истории общественной мысли, в которой мы все ищем абстрактных разграничительных линий, боясь диалектических схождений и расхождений идей, вплоть до соприкосновения противоположного.
Страшно! Старая «чуждая» интеллигенция была во многом более своя, чем эта, вышедшая из народа.
См. Луначарский. Силуэты, стр. 75.
Дубельт писал – «Дай крестьянину, как он есть, свободу, у него сейчас явятся разные затеи, он сейчас бросит свой родной кров и пойдет шататься. Вот теплое его гнездышко и разорилось. Сына станет учить грамоте, а тот выучится и станет развращать свои понятия чтением гадкой нынешней литературы. Журналы собьют его с толку, а повести и романы сведут совсем с ума! Вот он станет судить и рядить; тут явится честолюбие, надо быть чем-нибудь повыше, – когда же тут землю пахать!» («Голос минувшего», 1913, № 3, стр. 150).
– Вот, оказывается, не только Мережковский и не только Берк, а сам Дубельт что-то предвидел. Окончит философский факультет и не захочет землю пахать. Мало того – будет судить и рядить о теории информации и теории управления, а главное, честолюбие, честолюбие! Все захотят стать докторами и директорами – вот все и пойдет прахом.
– Теперь есть план дома на три тысячи квартир в виде дерева. Интересно…
– Шведы построили в виде шара.
Слушая эти разговоры «еле-елегантного» обывателя, начинаешь понимать, откуда этот массовый успех модернизма. Нужна «экзатерация» для тысячеликой толпы, как писал Герцен. Это то же самое, что резкий крик рекламы, сияние светской жизни и звезд экрана, рекорды – один выпил больше пива, чем двадцать человек, другой перетанцевал, третий…
Тонкий слой «культуры» при громадном напоре снизу и невозможность самодеятельного развития личности. Живое, конкретное, человеческое утопает в этих суррогатах идеала. И вот причина неожиданного прилива сил к анархическому разложению и бунту как мировому явлению.
Эта карикатура на равенство и счастье всех соответствует
А между тем эта форма развития имеет всеобщий характер. На ней основана вся Азия, все первые классовые цивилизации. На ней основан Рим. Имеет ли она всеобщий эквивалент
Начало мая 1974 года, статья в «Форчун»: «Кто будет делать черную работу?» Естественное уравнение зарплат – никто не хочет делать черную работу, поэтому зарплата за эти функции и все блага получаемые увеличиваются.
Скорее к обществу, в котором нет распределяющей справедливости Аристотеля! Иначе естественно нарастающее равенство людей приведет, и уже приводит, к темным последствиям. Послушайте, с каким презрением не худо живущие пролетарии неквалифицированных работ, включая уборщиц, дежурных, сиделок, дворников, продавщиц, толкуют об «ученых» и «училках».
Демократия, но демократия смердяковская, плебисцитная и грозящая миру некоторым понижением жажды образования. Впрочем, и жажда образования как стремление к одной лишь «квалификации»,
– Вы против революции? Но все остальное в истории – это реставрация, а их не было бы без революций. Точным было бы назвать их узурпациями, потому что они присвоили себе то, что делали революции.
– Значит, можно было обойтись без революций?
– Нет, это значит, что можно было бы обойтись без реставраций, если бы революции были достаточно последовательными и всесторонними, не оставляли ничего для своих противников. Натуральный продукт все-таки имеет большую ценность, чем эрзац.
Бывают времена, когда слова кажутся богатыми значением, бесконечно драгоценными по своему содержанию, и бывает наоборот, что они пустотой становятся, только «слова, слова, слова!».
Потом они снова наливаются живыми соками жизни, снова вдохновляют и манят, дразнят воображение.