Варфоломеевская ночь

— К чему скрывать свои годы, Диана? Это было бы уместно, если бы я собиралась обзавестись любовником, но, поскольку такой вариант исключается, то я буду выглядеть, по меньшей мере, нелепо.

Диана вздохнула, улыбнулась и замахала веером:

— В ваши годы не все еще потеряно, мадам. Любовь — явление непредсказуемое и может настичь как простолюдина, так и королеву в любом возрасте. Короли и королевы — они ведь тоже люди и ничто человеческое им не возбраняется, будь им хоть двадцать, хоть пятьдесят лет. Вспомните Диану де Пуатье. Ей было шестьдесят четыре, когда ее бросил последний любовник. А герцогиня Д'Этамп? Она до сих пор жива, хотя ей уже шестьдесят семь, и говорят, у нее до сих пор есть кавалер, которому не больше сорока. Представьте только, мадам, как пылкий любовник, которому тоже не больше сорока, будет, стоя на коленях целовать ваши руки в батистовых перчатках… Ах, ради таких мгновений стоит жить, черт возьми! Кстати, а какие перчатки вы думаете надеть? Я хочу посмотреть.

Екатерина повернулась к гардеробмейстеру:

— Господин Фрапо, доставили ли ту шкатулку, о которой я вам говорила? Ее должен был принести подмастерье из лавки перчаточника.

— Он ее принес около часа назад, ваше величество. Вот она, — ответил Фрапо и подал Екатерине великолепную, инкрустированную разноцветными узорами и украшенную картинками на библейские сюжеты, шкатулку, которая до того лежала на столике, накрытая салфеткой из синего бархата.

Ларец блестел. По краям его вилась золотая резьба с цветами и листьями. Основной цвет — зеленый.

— Прекрасная работа, — похвалила Диана шкатулку, лежавшую на коленях у королевы-матери. — Должно быть, она недешево вам обошлась. Ну, а что внутри нее?

Екатерина открыла ларец и достала оттуда полупрозрачные розовые перчатки, расшитые замысловатыми узорами из серебряных нитей, в которых, отбрасывая вокруг снопы причудливых искр, были вкраплены разноцветные драгоценные камешки.

— Не правда ли, милое произведение искусства? — произнесла Екатерина и протянула перчатки дочери.

Диана полюбовалась ими, разглядывая со всех сторон и щуря глаза всякий раз, как камешки, вспыхивали гранями в свете солнечного луча. Наглядевшись, она протянула их обратно королеве со словами:

— Эти перчатки достойны руки королевы.

Екатерина бросила на герцогиню быстрый мимолетный взгляд, но не заметила ничего необычного — то же безмятежное выражение да глаза, как ни в чем не бывало устремленные на нее.

— Королевы? — повторила она вслед за Дианой, и зловещая улыбка внезапно тронула губы.

— Ну да, вашей руки, мадам, — так же невинно проговорила Диана.

— Моей?.. Или чьей-нибудь еще… — сощурилась королева-мать.

— Чьей же? — пожала плечами Диана.

— Есть еще другая королева…

— А, вы имеете в виду Жанну Д'Альбре? Так вы хотите подарить эти перчатки ей? Что ж, это ваше право, ведь она скоро станет вашей родственницей. Лично я не буду иметь ничего против. Мадам Д'Альбре высокая, стройная и красивая женщина, правда, несколько сурова и не любит выставлять напоказ украшения, всегда довольствуясь их минимумом, но эти перчатки должны понравиться, они придадут ей весьма импозантный вид.

— Вот именно, дочь моя, вот именно, — медленно проговорила старая королева, и огоньки затаенной радости заблестели в ее глазах. Внезапно она добавила, для виду вздохнув: — Впрочем, я еще не решила, быть может, я оставлю их себе, они действительно великолепно выполнены и удобно и изящно будут сидеть на моих руках.

Диана кивнула и отправилась домой, но, выходя из Лувра, встретилась с Алоизой де Сен-Поль. Эта встреча задержала ее на добрую четверть часа, но в течение этого времени произошло событие, о котором она с содроганием вспомнит несколько часов спустя.

После ухода герцогини Монморанси Екатерина некоторое время пребывала в раздумье, потом решительно взяла ларец с перчатками, накрыла его той же синей материей и распорядилась, чтобы ей подали носилки. Выходя из Лувра, она увидела Диану, беседовавшую с госпожой де Сен-Поль. Разговор был настолько оживленным, что обе женщины не заметили королеву, устремившую на них пристальный взгляд. Убедившись, что им не до нее, Екатерина быстро села в портшез и приказала нести себя к мосту Святого Михаила.

Вечером, когда в Лувре завершались последние приготовления к отъезду королевского семейства на бал в Ратушу, Лесдигьер, который оставил Жанну на некоторое время, чтобы повидаться со своими старыми друзьями, несшими суточную караульную службу во дворце, неожиданно встретился с Дианой де Монморанси. И он, и она искренне удивились и обрадовались встрече, ведь именно у французской принцессы Лесдигьер начинал службу, когда десять лет назад впервые приехал в Париж.

Диана сразу же узнала его.

— Лесдигьер, неужели это вы? — обрадованно воскликнула она, жестом приказывая фрейлинам расступиться, чтобы он подошел поближе.

— Кто же другой, мадам, смог бы обрадоваться такой встрече больше, чем я? — с улыбкой ответил Лесдигьер и, подойдя, учтиво склонился в поклоне.

— Сколько лет мы с вами не виделись! Целую вечность!