— О том же говорит и Отман в своей «Франко-Галлии». Вначале бичуя французских королей, уничтоживших дворянские вольности и местные самоуправления, он негодует против бюрократии из третьего сословия, захватившей все важные должности, как в судейском, так и в центральном аппарате. А кто они, эти волокитчики и крючкотворы, грабители и вымогатели, жалобщики и интриганы, разоряющие своими действиями дворянство, купечество и церковь? Те же итальянцы! Королей должен избирать народ, так было при Меровингах и Каролингах [64], и Франция состояла из республик, имеющих собственное самоуправление. Этого добивался Карл Бургундский, боровшийся против Людовика, превратившего Францию в абсолютную монархию с единым правителем во главе, который мог, как ему заблагорассудится распоряжаться жизнями, землями и вольностями своих феодалов. Не таков ли и наш Карл, устроивший бойню гугенотов, чем мечтал привести их в полное повиновение короне? Чем же он тогда лучше того же Людовика XI или Филиппа IV [65]? Но мы не дадим ему распоряжаться нашими жизнями, имуществом и правами. У гугенотов уже есть собственное государство на юге, и оно имеет свои законы и устройство, отличные от королевских. Хотелось бы мне посмотреть, как сможет Карл протянуть туда свои длинные костлявые руки! У этих людей есть свой диктатор, а теперь им не хватает только короля. И мы освободим его, чего бы это ни стоило, а потом, объединив все силы юга и наших союзников, пойдем войной на Париж. Я не верю Алансону, как не верят ему многие, и знаю, что он не выполнит своих обещаний, но он нужен нам как знамя, как символ оппозиции последнего Валуа чудовищному и пагубному правлению собственной матери. Пусть мама и сын перегрызут друг другу глотки будущей войне, когда Юг восстанет против Севера, тем легче будет Генриху Наваррскому взойти на престол Франции как первому принцу королевской крови. Гнилая кровь Валуа вытечет вся, пущенная нами, и исчезнет в песке. Вместо нее в мощное и непобедимое, жаждущее жизни тело Франции вольется новая кровь — Бурбонов!
— Браво, Гильом, — одобрил его речь Монморанси, — ты говоришь не хуже Демосфена [66]. Варфоломеевская ночь принесла свои плоды, но прямо противоположные тем, о которых мечтала мадам Екатерина, рассчитывавшая привести гугенотов к повиновению. Она и Гизы будут отвечать за последствия новой гражданской войны, и мы постараемся сделать так, чтобы лучшие умы Европы выразили свой протест против ее пагубного правления. Но вернемся к нашей беседе, господа. Что должен предпринять Ла Моль для освобождения принцев и короля?
— Вот его план или, вернее, план герцога. Ла Моль выведет обоих принцев и наваррского короля из дворца в два часа ночи; внизу их будут ждать сто всадников. Их появление и количество ни у кого не вызовет удивления, поскольку на утро назначена королевская охота в Сен-Жерменском лесу. Сопровождать принцев будут только гугеноты короля, с ними Ла Моль, Коконнас, Лесдигьер и Шомберг.
— Вы все-таки соглашаетесь на это мероприятие, граф, несмотря на наши наставления? — произнесла Диана, глядя на Лесдигьера.
— Мое место подле короля Наваррского, мадам, я обещал это его умирающей матери. Я последую за ним туда, куда и он, и если ему суждено погибнуть, я умру вместе с ним.
— И вы, шевалье, скажете то же самое?
— То же самое, мадам, — ответил Шомберг. — Я буду счастлив разделить участь короля Наваррского и моего друга Лесдигьера, какою бы она ни была. Мои родители умерли во время чумы, брат убит. Кроме Франсуа, у меня нет никого на свете. За кого же еще я должен отдать свою жизнь, как не за него?
Монморанси встал и протянул ему свою руку. Шомберг от души пожал ее. За ним Лесдигьер.
— Друзья мои, — растроганно проговорил маршал, — я рад видеть в вашем лице двух славных сыновей Франции и верю, что, имея подле себя таких людей, король Наваррский не может не одолеть врагов.
Оба друга молча, склонили головы.
— И все же будьте осторожны, — счел не лишним напомнить им маршал, — во дворце полно вооруженной охраны. Я знаю, что ради высокой цели придется отправить на тот свет того, кто будет мешать вам пройти, но постарайтесь, чтобы при этом было как можно меньше шуму. Если проснется Нансе или королева-мать, вас всех немедленно арестуют. Принцев станут стеречь строже, всех остальных, и вас в том числе, ожидает плаха. И самое главное — внимательно следите за герцогом Алансонским. Если заметите в его поведении признаки робости или сомнения, немедленно возвращайтесь в свои комнаты и знайте, что этот принц уже в одном шаге от предательства.
— Мы так и сделаем, монсиньор.
— Хорошо. Дальше, Торе. Вы с виконтом, как я понимаю, и приведете эти сто человек?
— Да, Франсуа.
— Каков ваш дальнейший маршрут?
— Обогнув Париж с юга, мы направимся по дороге на Иври. Потом по мосту — на другой берег Сены у Шарантона, и оттуда — дорога на Седан.
Маршал поразмыслил немного. Молчали и все остальные, глядя то на него, то друг на друга.
Тишину нарушил виконт де Тюренн:
— И все же у меня нет доверия к Алансону.
Монморанси поднял глаза: