— Полно, ваше величество! — сказал Пибрак. — Теперь не время думать о любви. У меня в голове составился полный план спасения, и я расскажу вам его в Лувре. Идем!
Генрих, пошатываясь от усталости, встал и оперся на руку Пибрака, который сказал Маликану: — Побывай завтра у меня; ты, может быть, понадобишься мне.
Затем они направились к Лувру. Генрих так плотно закутался в плащ, что часовой не узнал его и лишь почтительно отдал честь капитану.
Последний, по прибытии в комнату наваррского короля, сказал: — Должно быть, вашему величеству очень хочется спать? — Я умираю от усталости!
— Тем не менее вам придется пересилить ее, государь, и просмотреть вместе со мной вот эти бумаги, — с этими словами Пибрак выложил перед Генрихом бумаги, взятые у Патюро, и прибавил: — На сто пистолей здесь достаточно, по крайней мере для того, чтобы снести голову герцогу Гизу.
IX
Просмотрев бумаги, Генрих Наваррский убедился, что некоторые из них были шифрованными — очевидно, самые важные; кроме того, судя по цвету чернил, они принадлежали к самому недавнему времени; следовательно, в них-то и крылась наиболее опасная для Гизов тайна. В нее необходимо было проникнуть… но как?
Хотя Генриху и очень хотелось спать, но он понимал, что время не ждет и надо до утра привести себя в такое состояние, чтобы быть во всеоружии. Единственно, кто мог открыть тайну шифра был Лашеней; поэтому, преодолевая страшную усталость, Генрих решил последовать предложению Пибрака и отправиться в камеру к Лашенею, чтобы постараться заставить агента герцога Гиза открыть всю истину.
Они застали Лашенея сидящим в углу своей камеры. При свете факелов узник вышел из охватившей его моральной оцепенелости и вскочил на ноги. Узнав в спутнике Пибрака наваррского короля, он удивленно и испуганно посмотрел на него, решив, что раз злейший враг герцога Гиза явился в тюрьму, где заключен вернейший слуга герцога, то нечего ждать пощады. Пибрак уловил этот испуганный взгляд и сказал:
— Не бойтесь ничего, милейший Лашеней! Стоит только вам быть благоразумным, и вам ничего не грозит. Мы пришли, чтобы покончить утренний разговор. — Но ведь я все сказал! — упрямо ответил Лашеней.
— О, нет, милый мой Лашеней, вы сказали далеко не все! — возразил Пибрак. — Вы не сказали, например, что у вас в доме имеется потайной ящик, в котором хранятся очень интересные документы.
— Вот этот, например! — прибавил Генрих Наваррский, расстегивая камзол и доставая шифрованную бумагу.
— Какие странные значки! — сказал Лашеней, выдерживая принятую на себя роль.
— Да, милый мой, они очень странны, и вы должны удовлетворить наше любопытство, объяснив, что здесь написано! — сказал Пибрак. — Но откуда же мне знать это? — Полно притворяться!
— Я не знаю, что здесь написано, и поэтому не могу ничего объяснить вам! — упрямо повторил верный клеврет лотарингских принцев.
— В таком случае придется пустить в ход решительные средства! — сказал Генрих Наваррский. — Ну-ка, милейший Пибрак, воткните свой факел в землю и помогите мне приподнять этого молодца.
— Что вы хотите сделать со мной? — тревожно спросил Лашеней.
— Мы хотим дать вам поближе полюбоваться той самой ублиеттой, о которой я говорил вам сегодня утром! — ответил Пибрак и, подхватив вместе с Генрихом под мышки старика, посадил его у самого края каменной дыры, в глубине которой слышался мрачный рокот Сены. — Ну-с, — сказал он затем, — у вас только пять минут срока, милый мой господин Лашеней. — На что? — На то, чтобы прочесть поскорее этот документ. — Я не знаю этого шифра. — Да полно вам! — Или — вернее — я не хочу открывать вам его тайну! — Ну, так вам придется расстаться с жизнью. — Значит, вы убийцы?
— Нет, мы просто очень любопытные люди! — насмешливо ответил Генрих Наваррский.
Глаза Лашенея налились кровью, на губах показалась пена. Кинув злобный взгляд на Генриха, он сказал: — Ну, так убейте меня, я же ничего не скажу вам!
— Это ваше последнее слово? — крикнул Пибрак, теряя терпение.
— Нет, мое последнее слово будет вот что:» Да здравствует герцог Гиз. Смерть наваррскому королю!« — и, выкрикнув с дикой энергией эти слова, Лашеней сам бросился в ублиетту. Генрих и Пибрак вскрикнули и с изумлением переглянулись. — Вот таковы-то они все, слуги герцога Гиза! — сказал Генрих, когда прошла минута первого изумленья. — Что же нам теперь делать и как объяснить королю исчезновение Лашенея?
— Ну, это-то совсем простое дело, — сказал Пибрак. — Мои швейцарцы преданы мне и скорее сложат головы на плахе, чем выдадут то, что я прикажу им скрыть в тайне. Часовые по моему приказанию промолчат о нашем посещении темницы Лашенея, и дело получит такой вид, что он с отчаяния сам бросился в ублиетту. Гораздо важнее решить сейчас же, что делать, если король потребует нас к себе завтра утром.
— Ну вот еще! Это меня тоже нисколько не затрудняет. Я скажу ему, что, увидав письмо королевы Маргариты, бросился в погоню за нею и вернулся в Лувр, ничего не достигнув, умирающим от усталости, голода и жажды. — Ну а бумаги?