Читаем Варфоломеевская ночь полностью

Лавка, куда нужно было перенести бочки, оказалась недалеко, по другую сторону широкой набережной, к которой причаливали суда. Не прошло и двух часов, как вся работа была окончена. Фермер возвратил Жаку крону, и Филипп с своими спутниками прошли по многолюдным улицам к южным воротам города, через которые непрерывным потоком въезжали запряженные лошадьми и ослами телеги, на которых крестьяне привозили в город разные продукты.

— Эй, куда вы идете? — вдруг обратился к Жаку и его брату какой-то офицер у ворот.

Жак и брат его, бывшие в шлемах, остановились, между тем как Филипп и Пьер, у которых шлемы были в узлах, не останавливаясь пошли дальше, как было условлено между ними.

— Ну, все обошлось хорошо, — сказал Жак, догнав Филиппа, — нам только заметили, что лучше бы мы направились к Сенту или Коньяку и поступили там на службу, вместо того, чтобы идти так далеко.

Путники наши, отдохнувшие достаточно во время переезда, шли почти до полуночи.

Когда они вошли в небольшую деревушку на берегу Сирона, там все уже спали, и они решили перейти реку и расположиться на отдых где-нибудь в лесу. Но подойдя к мосту, они увидели на дороге костер, вокруг которого сидело и лежало несколько человек.

— Солдаты! — воскликнул Филипп. — Нечего и думать пробраться ночью мимо них. Придется ждать до утра.

Они вышли за деревню в виноградник и улеглись среди лоз.

— Далеко ли отсюда можно перейти реку, Жак? — спросил Филипп.

— Не знаю, сударь. На Гаронне деревни расположены в десяти — двенадцати милях одна от другой; если мы пойдем по берегу, то наверно найдем где-нибудь переправу.

— Так мы потеряем целый день, а время нам дорого. Утром пойдемте прямо на стражу. Рассказ наш годился до сих пор, почему бы ему не сгодиться и теперь?

И лишь только солнце встало, наши путники вошли в деревенскую харчевню и спросили себе вина и хлеба.

— Раненько вы идете, — сказал им хозяин.

— Нам далеко идти, хотелось бы до завтрака пройти несколько миль.

— Что говорить, время горячее, люди толпами идут по всем дорогам. Содержателям харчевен на это жаловаться не приходится, а все бы лучше, если бы был мир. Война разоряет всех; ничего нельзя послать на рынок, потому что иные отряды солдат хуже разбойников. Да вот у нас в деревне стоят теперь три десятка их, и мы не дождемся, когда они уйдут; их начальник ведет себя так, как будто бы только что взял нашу деревню штурмом. И с чего это французы вцепились в горло друг другу! Вы тоже, чай, собираетесь поступить на службу к какому-нибудь рыцарю?

— Судя по вашему рассказу, нам, кажется, не избежать хлопот на мосту с солдатами, — сказал Филипп трактирщику.

— Кто их знает! — ответил тот. — Только они постоянно притесняют мирных прохожих: на днях они захватили несколько человек и отослали к начальству за то, что у них не было вида, а одного убили два дня тому назад за то, что он не стерпел от них оскорбления. Мы хотели было на них жаловаться, да им наверное ничего не будет, а они нас за это начнут притеснять еще хуже.

— А что, не знаете ли брода, по которому мы могли бы перейти, не сделав большого крюка? — спросил Жак у хозяина.

Трактирщик подумал.

— Есть два-три места, где можно переправиться в брод при низкой воде, а теперь уже несколько недель не было дождя, и вода стоит низко. Идите вверх по реке; мили так через четыре увидите ивы на этом берегу, а на том, несколько повыше, груду камней; как раз от ив к камням наискось и пролегает брод. Там вы перейдете.

Часа два спустя путники перешли реку и свернули на дорогу, которая вела в Нерак.

Теперь на их пути не было ни больших городов, ни рек, и единственная опасность, которую они могли встретить, это — конные отряды, сторожившие дорогу.

И действительно, один из таких отрядов не замедлил показаться. Местность была плоская, и скрыться не было никакой возможности.

— Нужно идти спокойно вперед, — сказал Филипп. — Будем надеяться, что они не остановят нас.

Между тем отряд подъехал к ним; он состоял из двадцати воинов, под начальством двух дворян.

— Откуда и куда идете? — обратился к путникам один из начальников.

Жак повторил свой обычный рассказ.

— Вы гасконцы, судя по вашему выговору?

— Да, сударь, — ответил Жак. — Потому-то мы и идем на юг, лучше служить в полку земляков, чем с чужими.

— Стоит ли терять время, Рауль, — вмешался нетерпеливо другой дворянин — Ведь это, сразу видно, не дворяне-гугеноты, которых мы должны задерживать. Едем.

Отряд отъехал.

— Ты напрасно так нетерпелив, Луи, — сказал расспрашивавший Жака дворянин. — Положим, двое говорят правду, что они бывшие солдаты, но один из молодых людей очень подозрителен; быть может, это дворянин-гугенот, пробирающийся в Нерак.

— Хотя бы и так, Рауль, но ведь он не увеличит до опасных размеров армию королевы. Я очень доволен, что мы его не расспрашивали; он, как и все гугеноты, смело сказал бы, что он гугенот, и нам пришлось бы убить его. Я хороший католик, надеюсь, но я презираю это убийство беззащитных людей только за то, что они молятся по-своему.

— Опасные мысли, Луи.

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги