Варфоломеевская ночь

В назначенное время капитан Жорж прибыл в Лувр. Как только о нем доложили, привратник, подняв ковровую портьеру, ввел его в кабинет короля. Монарх, сидевший за маленьким столиком в позе пишущего человека, сделал ему рукою знак подождать, как будто боялся в разговоре потерять нить мыслей, занимавших его в данную минуту. Капитан в почтительной позе остановился шагах в шести от стола. Он обвел глазами комнату, рассматривая в подробностях ее убранство.

Убранство было очень простое, так как состояло почти из одних охотничьих принадлежностей, беспорядочно размещенных по стенам. Довольно хорошая картина, изображавшая деву Марию, увенчанная большой веткой букса, висела между длинной аркебузой и охотничьим рожком. Стол, за которым писал монарх, был покрыт бумагами и книгами. Четки и маленький молитвенник валялись на полу вперемежку с тенетами и сокольничьими колокольчиками.

Тут же на подушке спала крупная борзая.

Вдруг король в бешенстве бросил перо на землю, и грубое ругательство сорвалось с его уст. Опустив голову, он два-три раза прошелся вдоль кабинета неровными шагами, потом, неожиданно остановившись перед капитаном, бросил на него испуганный взгляд, как будто только сейчас его заметил.

— Ах, это вы! — воскликнул, он, несколько отступая.

Капитан поклонился до земли.

— Очень рад вас видеть… Мне нужно было с вами переговорить, но… — Он остановился.

Жорж стоял, ожидая окончания фразы, полуоткрыв рот, вытянув шею, выставив несколько левую ногу, — одним словом, в такой позе, какую художник, по-моему, мог придать фигуре, изображающей внимание. Но король снова опустил голову на грудь и, казалось, мыслями был за сто верст от того, что хотел сейчас сказать.

Наступило короткое молчание. Король сел и провел рукою по лбу, как человек, чувствующий усталость.

— Чертова рифма! — воскликнул он, топнув ногою и звеня длинными шпорами на ботфортах.

Борзая проснулась и, приняв этот удар ноги за призыв, относящийся к ней, вскочила, и, подойдя к королевскому креслу, положила обе лапы королю на колени и, подняв свою удлиненную морду, которая оказалась много выше головы Карла, разинула широкую пасть и зевнула без малейшей церемонии, — собаке трудно привить придворный этикет. Король прогнал собаку, и она со вздохом легла на прежнее место. Встретясь опять, как бы нечаянно, взглядом с глазами капитана, он произнес:

— Простите меня, Жорж, эта… рифма вогнала меня в испарину.

— Может быть, я мешаю вашему величеству? — сказал капитан с глубоким поклоном.

— Нисколько, нисколько! — ответил король. Он встал и дружески положил руку на плечо капитану. При этом он улыбался, но улыбался только губами, — рассеянные глаза его не принимали в этом никакого участия.

— Отдохнули ли вы после охоты? — спросил король, очевидно затрудняясь приступить к делу. — Олень заставил долго с собой повозиться.

— Сир, я был бы недостоин командовать отрядом легкой кавалерии вашего величества, если бы такой пробег, как позавчерашний, мог меня утомить. Во время последних войн г-н де Гиз, постоянно видавший меня в седле, прозвал меня Албанцем.

— Действительно, мне говорили, что ты хороший кавалерист. Но, скажи, ты хорошо стреляешь из аркебузы?

— Да, сир, я довольно хорошо им орудую… Конечно, я далек от того, чтобы обладать искусством вашего величества! Оно дано не всем!

— Постой! Видишь этот длинный мушкет? Заряди его двенадцатью дробинами. Провалиться мне на месте, если, прицелившись в шестидесяти шагах в какого-нибудь басурмана, ты не всадишь их полностью ему в грудь!

— Шестьдесят шагов — расстояние довольно большое, но я не хотел бы состязаться с таким стрелком, как ваше величество.

— Из него можно в двухстах шагах всадить пулю в человека, если только пуля подходящего калибра.

Король вложил аркебузу в руки капитана.

— Как видно, бой у него такой же отличный, как и отделка, — сказал Жорж, тщательно рассмотрев мушкет и испробовав спуск.

— Молодец, ты, как я вижу, знаешь толк в оружии. Возьми к прицелу, чтобы я посмотрел, как ты это делаешь!

Капитан повиновался.

— Хорошая штука — мушкет! — продолжал Карл медленно. — За сто шагов одним вот таким движением пальца можно наверняка избавиться от врага — и ни кольчуга, ни панцирь не устоят перед хорошей пулей.

Как я уже говорил, Карл IX, не то вследствие привычки, оставшейся с детства, не то по врожденной застенчивости, никогда почти не смотрел в глаза своему собеседнику. На этот раз, однако, он пристально, со странным выражением лица посмотрел на капитана. Жорж невольно опустил глаза, и почти сейчас сделал то же самое и король. Еще раз наступило молчание. Жорж первый прервал его.

— Как бы искусно ни пользоваться огнестрельным оружием, шпага и копье все-таки вернее!

— Правда! Но аркебуза… — Карл странно улыбнулся и продолжал: — Говорят, Жорж, тебя жестоко оскорбил адмирал?

— Сир…

— Я знаю, уверен в этом! Но я был бы очень рад… мне хочется, чтобы ты сам рассказал мне эту историю.

— Это правда, сир, я имел разговор с адмиралом по поводу одного злосчастного дела, в котором я был живейшим образом заинтересован…