Варан

— Я говорю правду. Я ведь нашел тебя. Я так рад, что тебя нашел. Если ты убьешь меня сейчас… как будет обидно, правда? Ты ведь можешь убить меня потом, когда я все расскажу…

Колдунья опустила голову. Лицо ее полностью скрылось за пеленой волос.

— Один человек, — Варан говорил мягко, медленно, размеренно, — когда-то сказал мне: маги существуют затем, чтобы приносить в этот мир новое… То, чего раньше не было. Он был маг, этот человек, и кое в чем разбирался. Его звали Лереаларуун… Я долго не мог выучить его имя. Зато теперь, когда он давно умер, я все еще помню его и никогда не забуду.

Она помедлила — и опустила руки. Варан успел заметить, как из ее ладоней вывалилось на пол нечто вроде светящегося яичного желтка. Шлепнулось, задымило, погасло.

— Обо мне правда знают? — спросила она глухо.

— Конечно. Но не правду. Слухи, преодолев степь, обрастают такими подробностями, что…

— И ты не испугался огнедышащего черного великана?

— Я сам умею придумывать великанов. Но я не сказочник. Я много лет ищу одного человека… Ты знаешь, что в степи каждому путнику, переступившему порог дома, прежде всего предлагают развести огонь в очаге?

— Не говори мне о них… стервятники…

Варан терпеливо кивнул:

— Не буду… Я не понимаю, о чем ты, но я не буду. Скажи мне: в тех местах, откуда ты родом, тоже есть такая традиция?

Она наконец-то отклеилась от стены. Боком, чтобы не поворачиваться к Варану спиной, отошла в дальний угол. Тяжело уселась на потертую шкуру, скрестила ноги; пышная черная юбка улеглась вокруг, как дохлое морское чудище.

— Если ты ищешь его, — пробормотала колдунья, — ты дурак или сумасшедший. Никто его не видел.

— А некоторые люди говорят, что видели. Или видели их родители или знакомые.

— Это вранье.

— Ты помнишь дом, в котором родилась?

Она подняла голову. Посмотрела на него снизу вверх; Варана пробрал мороз — впервые за сегодняшний длинный день он испугался по-настоящему. Не привычным страхом бойца, велящим быть осторожным и дорого продавать свою жизнь, — этот новый страх был нутряным, парализующим, глубинным. В поддонье его звали «страх Шуу».

— Я все равно тебя убью, — слабо пообещала колдунья.

— Что я такого спросил?

— Я бросила. Я оставила… И я ничего тебе не расскажу. Пока не заслужу прощения, пока не освобожу эту землю… Мерзкие твари, они едят то, что произрастает на этих полях! Они пьют воду из этих источников… Ты знаешь, что под каждым таким полем лежит человеческая жертва? А под степью… Кости, кости… кости…

Медленно, будто ступая по канату, Варан пересек комнату. Подошел к рыдающей женщине. Опустился на каменный пол. Уселся, как она, — скрестив ноги.

— Я знаю, что пахаря кладут под поле и жену пахаря кладут под поле… Но это не жертва. Когда человек умирает, он хочет…

— Ты не понимаешь! Когда в этой степи сошлись Аркимонор с Эхрононом… Аркимонор заключил союз с Моа… но тот сломал договор, ему все равно было, кто победит… Трусов он сразу отправил в пещеры со светящимися камнями… А храбрецами населил эту землю… Они забыли себя… Они здесь, вокруг, и не могут освободиться… А я слишком слабая, чтобы дать им всем свободу, — сразу… Тысячи тысяч… никто не уцелел! Вороны закрыли солнце… Теперь здесь нет птиц, нет даже мух. Это проклятая степь, а я снимаю проклятие. Я одна…

Она вдруг перестала плакать. Отвела волосы, рукавом вытерла нос, посмотрела на Варана мокрыми глазами — неожиданно спокойно, даже приветливо.

— Ты думаешь, я сумасшедшая?

Варан молчал.

— Я сама так думаю, — призналась она. — Иногда мне кажется, что я рехнулась… Но все дело в том, что я совсем одна. Совсем одна перед этой степью. А она такая огромная. А дело идет так медленно. Я отвоевала у нее кусочек… Освободила от заклятия… У меня нет сил. Мне нечего есть… потому что то, что дает заклятая земля, я не возьму в рот. А освобожденная земля дает так мало… почти ничего. А ты пришел сюда и спрашиваешь о моем доме…

— Извини.

— Ты думаешь, я брежу? Ты ведь не знаешь, кто такие Аркимонор, Эхронон… хоть о Моа ты слышал?

— Нет.

— И не надо, — она сдвинула брови. — Есть люди… существа, о которых лучше вообще не знать. И ты не надейся — я потом все равно тебя убью…

— Я и не надеюсь.

— Врешь, — она вдруг улыбнулась. — Вот один-то раз я тебя поймала на вранье…

— Давно ты здесь?

— Давно. Долго. Несколько лет. Я еще молодая, мне хватит жизни… чтобы освободить их всех.

Улыбка ее угасала медленно, как огонек уходящей лодки.

— А ведь ты мне не веришь.

— Не то чтобы не верю, — Варан поерзал, устраиваясь поудобнее на голом камне. — Но я видел эти поля… леса… и эту степь. Знаешь, на что похожи твои… твоя… ну, то, что ты делаешь? На убийство. Вообрази: много людей на улице, каждый идет по своим делам… И вдруг появляешься ты с топором. И рубишь людям головы. А когда они спрашивают, за что, — ты говоришь, что освобождаешь их от заклятия…

Варан осторожно замолчал. Колдунья смотрела на него, покачиваясь взад и вперед. Когда она сидела, ее распущенные волосы доставали до пола.

— Там, откуда ты пришел, есть лекари?

— Да.

— А ты когда-нибудь видел лекаря на поле боя?

— Я никогда не бывал на войне.

— Ты трус?