Отдохнув в саду, где мы подкрепились несколькими яблоками и освежились в небольшом ручье, мы вышли на дорогу, которая делала последний поворот перед Смарой.
— О божьи создания! О женщины!
Это была крестьянка, одетая, как жители Центра, в длинный кусок ткани, застегнутый на груди. На лбу у нее был вытатуирован крест, и она сжимала шею птицы, издававшей предсмертные крики.
— Ради Аллаха, куда вы идете?
— В Смару, — ответила Лейла.
— И не думайте об этом!
— Почему?
— Вас могут убить!
— !!!
— Женщины не могут одни входить в деревню, — объяснила она.
— Мы путешествуем без мужчин, как видите.
— Тогда вернитесь и не искушайте дьявола, да проклянет его Бог!
Лейла вскричала, указывая на силуэт мужчины, который только что вышел из хижины.
— Посмотрите, тетя, я думаю, это господин, который встретил нас на дороге в Ишк.
— Вы знаете моего мужа? — спросила удивленная крестьянка.
Лейла нашла выход, живо предложив:
— Вы не отпустите его с нами, чтобы войти в Смару?
— Не могу. Горожане знают наших мужчин.
Крестьянин не смотрел в нашу сторону, хотя, я была уверена, узнал нас.
— Что же нам делать? — спросила Лейла, начиная терять терпение.
— Все равно пойти туда, — отрезала я.
— Они примут вас за проституток и побьют камнями.
— Или за святых, и будут нами восхищаться! — ответила я нашей собеседнице.
— Пойдем в другом направлении, — предложила Лейла.
— Этого я вам тоже не советую, — сказала крестьянка, сжимая рукой умирающую птицу…
— Тогда, — решила я, — мы дождемся ночи, чтобы войти в город. Никто нас не увидит.
— Тем хуже для вас!
Несмотря на неодобрительный тон, добрая крестьянка дала нам несколько лепешек с салом, посыпанных тмином, прежде чем доверить нас «заботе Бога», как она проворчала.
Мы решили подождать на склоне холма, нависавшего над городом, укрывшись под оливковым деревом с коротким, но узловатым стволом, которое, укрывая нас от взглядов, позволяло рассмотреть Смару. Мы размотали бараньи шкуры, готовясь наблюдать за городом, пока ночь не достигнет последней четверти. Тогда мы вошли бы в Смару до утренней молитвы.
Чтобы убить время или же потому, что она пристрастилась к моим рассказам, Лейла спросила:
— Тетя, любовь существует?
— Почему ты задаешь этот вопрос?
— Потому что я только что вспомнила о деревне Ишк. Если бы любовь действительно существовала, Ишк не лежал бы в руинах.
— Тот, кто говорит тебе, что любви не существует, похож на глухого или слепого. Он никогда не узнает настоящего вкуса вещей. Тот, кто не умеет любить, обречен на поражение. У него нет ключа, который открывает дверь в другой мир.
— Какой мир?
— Тот, где время идет по-другому, свет блистает неожиданными оттенками, протяженность приобретает глубину, где любят теряться только влюбленные. Ибо любовь — это то, что рисует небеса на крышах и наделяет звезды блеском. Любовь заставляет тебя пробуждаться, дышать, двигаться по-другому. Любовь, девочка моя, это дар неба, даже если она заставляет страдать и плакать, даже если желание жить все время подвергается соблазну умереть.
— Никто не говорил со мной так, как вы, об этом чувстве.
— Потому что ты происходишь из народа, который уже не умеет любить. Посмотри, что стало с Ишком.
— Мы никогда не умели любить?
— Я думаю так, а Д. — наоборот. Он утверждал, что наши проповедовали искусство любви, ее пути и радости в мечетях, что они знали сотню ее имен и умели говорить о ней, начиная от ухаживаний и заканчивая помрачением разума.
— Кто этот Д.?
Я поняла, что только что снова совершила ошибку, но, ничего не придумав, бросила:
— Я расскажу тебе в другой раз.
Что не помешало воспоминанию о Д. явиться из моей памяти, как джинну из лампы Аладдина. Он облизывал мои соски и радостно покрывал мои губы своей теплой спермой, рассказывая мне то, чему учила история его народа. Находясь между моими бедрами, он цитировал прекраснейшие стихотворения, покрывал мое тело поцелуями, перемежая их именами любви.
Вдруг послышалось жужжание. Инстинктивно мы с Лейлой прижались к стволу оливкового дерева. Ночь была ясной, и небосклон был украшен звездами.
Замерев на бараньих шкурах, мы видели, как к нашему убежищу поднимался один из этих странных механизмов, которые люди с голубыми глазами привезли и щедро дарили богачам и руководителям страны, то есть одним и тем же людям. Он на сотню метров пододвинулся к нашему убежищу. Мы задержали дыхание, готовясь убежать, если эти странные гости заметят наше присутствие.