Ваня, Витя, Владимир Владимирович

— Здорово. А мне сегодня в полусне пришло такое: как интересно мы устроены, у нас есть верхние веки, нижние веки, но есть и средневековье. Но это звучит только в потоке, вместе с концепцией "Войны и мира", а ее я сейчас не могу пересказать в силу событийных условий. Там есть определение Наташи Ростовой, в которое "все втекает". Короче, мы читаем не то, что он писал, а когда перечитываем, знаем, что мы перечитываем. И никуда от этого не денешься… Есть у Толстого хрестоматийный кусок про наступление весны: на три дня все покрыл туман, и что-то там происходило, передвигалось, менялось… Вот и со мной так. Что-то происходит, — я не знаю что. Надо мной кружит беда. Бывает так, ночью, на даче особенно: где-то со звоном разобьется стекло, и потом уже невозможно заснуть… Одно дело, когда ты знаешь, что несчастье суть жизни, и другое — когда вот, уже, это происходит с тобой. И когда мы шли там по Швивой горке, и я слова не мог сказать от такой тоски, что ребра потрескивали, — это и была жизнь. Теперь я разговорился, и все ушло, исчезло. Там я тянул сеть, как рыбак, задыхаясь от тяжести улова, и вот она снова пуста. Только там чувствуешь тяжесть и полноту жизни, но писать невозможно, а когда возможно — о чем писать? Как раз наполненность собой и невозможно вынести. А при отношении к жизни, как к чужому, возможен эксперимент. Кто там делал себе прививку?

…Я не считаю, что водка — это болезнь. Это не то, с чем я хотел бы расстаться. Это часть меня, это не струпья. Водку мне заменить нечем, по крайней мере сейчас. Только она дает мне некоторые пороговые состояния, приближающие к тому, что можно назвать «реальностью». Реальностью по Сартру "тоска, тошнота"… Доктор спросил меня: "Но ведь вы хотите что-то понять, как же вы сами разрушаете свой единственный инструмент — свой интеллект?". Да, так. Да, это эксперимент с открытым финалом. Или — или…Понимаешь, жизнь как чужая лодка. Лодка плывет, но не ты в ней хозяин. Перевернется — ну, что ж, хозяин не ты.

— Вы новый Ванин товарищ? — спросила его мать при знакомстве. — У Ивана много товарищей, но хороших людей среди них мало.

Низенькая седоватая женщина смотрела на меня строго и подозрительно. Только что был телефонный разговор с отцом: "Да, приехал. Ничего, все в порядке. Он женится. Что «ерунда»? Женится, я тебе говорю".

Изредка она мне звонила, спрашивала, не у меня ли Иван. Или так: "Это у вас он был вчера? Что же у вас там происходит? Он даже раздеться не смог". Я пытался объяснить, что ничего бы не изменил, отказавшись, но как это скажешь, какими словами? "Ваш сын все равно пил бы, только в случайной компании или один". Так, что ли? Прошло много лет, прежде чем мы понравились друг другу. Впрочем, нет: мне-то она нравилась с самого начала, несмотря на строгость и хмурую прямоту. (Может, поэтому и нравилась.)

Но настоящая паника начиналась, когда он, совершенно пьяный, куда-то исчезал, убегал. С каждым годом все чаще и все изобретательнее. Однажды хватились: где Иван? Нет Ивана. Никакого Ивана Ивановича. Дверь по техническим причинам открыть не мог. Оказалось, выпал с балкона, не нарушая мирного течения праздника. Это был второй этаж, но мог быть и двенадцатый, если бы пошли в другую квартиру. Морозов тогда сказал: "Я должен учиться у Вани великой скромности поведения".

О причинах побегов можно было только догадываться. Что-то выяснялось потом, что-то он рассказывал сам.

— Страх — это нормальная составляющая жизни, — сказал Казик и низко, как кошка, склонился над чаем, который он пил из блюдечка. Иван вдруг накинулся на него: "Ну, что ты говоришь? Ну, сам подумай, что ты сейчас сказал?" — "А что особенного?" — "Вот именно — "что особенного?". Вот так те Ивановы, ленинградцы, полвечера говорили о детях. Это было настолько невыносимо, что я соскочил со своего подоконника и сказал что-то вроде: "Когда христианам не о чем говорить, они почему-то говорят не о погоде, а о детях". И убежал, конечно.

Способность убегать развивалась с годами, принимала разные формы. Например, домашнее музицирование. Главное — убежать от разговора, не обязательно на улицу. Можно вытащить самодельную дудку или просто уснуть.

…Уж не знаю, зачем я его разбудил. Неприятно скалясь, втянув голову, подгибая ногу, он выполз в коридор: "В уборенку хочу, в уборенку хочу". Пошел в уборенку.