Вангол

Видя, как решительно Семён Моисеевич вошёл в круг пляшущих орочон, Нина тоже влилась в танец. Вскоре в одном вихре первобытного танца кружили вокруг костра и дети тайги, и дети больших городов. Все они были дети земли и огня, и одинаково, в такт ударам древнего бубна, бились их сердца, и до мурашек по коже захватывало единое желание отдаться этому безумно свободному танцу жизни. Прогорая, костёр оседал и проваливался, осыпая землю и пляшущих тысячами искр, постепенно ритм танца стал замедляться, и утомлённые, но счастливые этим единением люди стали отходить от костра к чуму, в открытом пологе которого призывно горел очаг. Пир и веселье продолжались до рассвета, и только с первыми лучами солнца уставшие и довольные гости разошлись, оставив наедине Вангола и Тингу.

— Я уже не помню, когда я так весело гулял на свадьбе, — признался Новиков своим коллегам, возвращаясь в палатки, — надо же, и это в глухой тайге. Никогда бы не подумал.

Точно такая же мысль сверлила в это же время мозг другого человека, за несколько тысяч километров от этих мест. Волохов в колонне пешего этапа, спускаясь с пологой сопки, увидел огромный лагерь. Насколько хватало глаз, тянулись ряды бараков, занимая огромную котловину между сопками, разрезанную надвое извилистой, блестящей чертой небольшой речки. «Сколько же здесь людей? Это же город, огромный город. Надо же, и это в глухой тайге. Никогда бы не подумал».

Многое пришлось повидать Волохову за эти почти два года: этапы, пересылки, вагоны и бараки, переполненные людьми, лагеря, лагеря, лагеря. До чего разномастный народ окружал его, тут были представлены все общественные слои его необъятной Родины. Жулики всех мастей и воры держались отдельно и были сплочены своими законами, политические и враги народа были разобщены, грызлись между собой по идейным разногласиям. Они были как бы между молотом и наковальней. С одной стороны их терзали уголовники, с другой — угнетала администрация лагерей. Многие, очень многие считали себя невинно осуждёнными и надеялись, что ошибка будет исправлена. Среди этих людей большинство были фанатично преданы идеям большевизма и боготворили своего вождя, товарища Сталина, виня в своих злоключениях всех, кроме него. Была и тонкая прослойка людей, понимавших всю суть беды, постигшей российский народ. Волохову повезло, он волею случая оказался среди них. Эти люди, трезво оценивая ситуацию, держались сплочённо, не высказывая своих истинных мыслей, стараясь не выделяться из толпы, общались в своём тесном кругу. Их основная цель была определена. Выжить в лагерях и, вернувшись, сделать всё для свержения коммунистического режима. Они прекрасно понимали, что лагеря нашпигованы сексотами и стукачами, поэтому попасть в их круг и обрести доверие этих людей было очень непросто. Волохов, оказавшись в лагере, первое время не общался ни с кем вообще, он не писал никаких жалоб, потому что ещё в застенках Читинской тюрьмы понял всё. Он не злился даже на того наглого следователя и молодцов из ОГПУ, избивавших его на допросах. Он просто понял, что сейчас он должен расплатиться за те грехи, которые лежали на нём с давних пор Гражданской войны. И это не суд людской или сталинский режим упрятал его сюда, а Божий суд очищает его от той крови и грязи, которой он по молодости и глупости нахватал на свою душу. Раз так, так и должно быть, решил он для себя раз и навсегда. Сцепив зубы, он нёс все невзгоды лагерной жизни, и никто из заключённых не слышал от него ни разу ни просьбы, ни упрёка. В работе, на лесоповале, пахал до седьмого пота, никак не реагируя на советы бывалых зэков — не рвать одно место. Им было не понять, они отбывали срок. Он — отрабатывал грехи, своим потом и кровью отмывал душу, очищал её от скверны. Как-то вечером, после ужина, к нему подошёл мужчина средних лет, жёсткий колючий взгляд его глаз встретился с твёрдым взглядом испытавшего многое казака.

— Иван Волохов ты будешь? — спросил он сидевшего на нарах и штопавшего рваную рубаху Волохова.

— Я буду, — ответил Иван, не прекращая своего занятия.

— Привет тебе от друга твоего, Макушева, — чуть тише произнёс незнакомец. — Разговор есть, приходи перед отбоем в третий барак, я там тебя встречу.

С этими словами мужчина отвернулся от него и отошёл в сторону, не ожидая ответа. Игла замерла в руке Ивана, когда он услышал о Степане. Он не успел ничего сообразить и ответить, как передавший ему привет скрылся. «Макушев, Степан, как он нашёл меня?» — не выходило из головы у Ивана. Вот это фокус. Конечно, надо сходить на встречу, решил он, наскоро зашивая прохудившийся рукав. Часа через три Волохов подходил к третьему бараку, у входа в который, присев на корточки, сидели несколько зэков, дымя махоркой. Когда он приблизился, один из них встал и, как старому знакомому, улыбаясь, сказал:

— Привет, зёма, заходи, потолкуем, — пропустив его впереди себя в барак.