Вангол

Павлов шёл медленно, любуясь первозданной красотой дикой природы. Огромные стволы сосен и лиственниц вздымались в небо, буравя его своими макушками. То там, то здесь что-то двигалось, махало крыльями, скреблось, стряхивало снег с мохнатых еловых лап. Рябчики небольшой стайкой, видно молодой выводок, не замечая или не желая замечать человека, паслись на ягоднике, склёвывая алевшие на снегу бусинки брусники. Умиротворение и покой. Павлов присел на поваленное дерево и закурил. Что ждало его в будущем? Сейчас, когда он с сотней казаков вернётся в Иркутск, что их ждёт? Кровопролитная сеча с озверевшими от пролитой крови красными? Беспощадная и жестокая, потому как русские с русскими лбами сошлись? Или там свои? А кто они, свои? Боевые офицеры, его друзья в большинстве своем уже сложили головы в застенках ВЧК, глупо и бездарно вернувшись с фронтов в Питер и Москву. Поверив этому идиоту Керенскому с его Временным правительством, он сам еле ушёл от пули в дни Октябрьского переворота, когда пытался на Невском остановить вооружённую толпу пьяных уголовников, переодетых в матросскую форму. Кто они, уцелевшие, как он, офицеры разбитых полков с разодранными бессмысленным кровопролитием и убийствами своих же пусть одураченных, но русских людей душами? Он уже не раз сдерживал себя, чтобы не застрелиться или не пустить пулю в лицо такого же, как он, офицера, потерявшего в этом хаосе понятия воинской чести и христианской справедливости. А где-то его ждала Катерина, чудное создание с нежной детской душой и чутким любящим сердцем. Как ему хотелось бы вернуться к ней, взять в руки её ладони и прижаться к ним лицом, унести её в сиреневый сад и любоваться её станом, целовать её губы и плечи…

Павлов встал. «Для этого нужно выжить в этой дикой резне, господин штабс-капитан!» — сказал он сам себе. Уже на вершине сопки капитан увидел огромные просторы раскинувшейся перед ним тайги. Как седые спины огромных животных, сопки, одна за другой, уходили вдаль, сливаясь у горизонта в сплошную линию.

«Красота-то какая, никакими словами не выразить это могущество!» — восхищённо думал Павлов. Вдруг его внимание привлекло что-то живое. Он замер, прислонившись к сосне, и увидел в нескольких метрах от себя большое животное. Это была матка, лосиха, крупная безрогая голова с очень выразительными глазами была настороженно поднята. Она шумно втягивала ноздрями воздух, наверное почуяв опасность. Павлов медленно поднял карабин и прицелился. Палец уже лёг на спусковой крючок, и через мгновение капитан бы выстрелил. Но этого не случилось. Лосиха повернула голову к нему, и Павлов увидел её взгляд. Беззащитный взгляд самой жизни. Он как бы говорил ему: сейчас ты нажмёшь на курок и оборвёшь течение жизни не тобой сотворённого создания. Зачем тебе это нужно, человек?

Павлов опустил карабин. Лосиха спокойно стала общипывать почки с молодых веток мелкого березняка. Павлов наблюдал, как это красивое и грациозное животное медленно и плавно уходило от него. «Ну и слава богу, что не выстрелил». Павлов как-то облегчённо вздохнул, бросил карабин на плечо и побрёл дальше. Вытащив карманные часы, капитан взглянул на них и решил возвращаться. Легко спускаясь по склону, он заметил, что ему навстречу, без папахи, без оружия, задыхаясь и падая, бежит Акимыч. Что могло случиться? Павлов ускорил шаг, и скоро они встретились. Залитое потом лицо казака испугало капитана. Акимыч долго не мог вымолвить ни слова. Он тяжело дышал, хватая ртом воздух и отчаянно жестикулируя рукой. Его глаза говорили сами за себя. Там у пещеры произошло что-то страшное.

— Что случилось, Акимыч? — спрашивал Павлов, вглядываясь в лицо казака. — Что там произошло?

Казак устало опустился на землю. Он сделал над собой усилие, несколько раз глубоко вздохнув, успокоился и, утерев пот с лица, стал тихо, каким-то осипшим голосом, торопливо рассказывать. В рассказанное Акимычем верилось с трудом. Такого просто не могло быть. Капитан, не дослушав казака, поспешил вниз к пещере. Увиденное не поддавалось никакому объяснению. Брошенное оружие и одежда, перевёрнутые на землю котлы и разбросанная посуда и — казаки, его казаки! Самое странное и самое страшное. Вокруг пещеры по сопке бродили казаки, они никак не реагировали на появление Павлова. Подскочив к одному из них, он схватил его за грудки и пытался привести в чувство, но увидел абсолютно бессмысленный взгляд.

— Сиротин! Что с тобой, Сиротин!

Казак безвольно висел в его руках. Оставив его, Павлов бросился к пещере. У входа на четвереньках ползали несколько человек. Он с трудом отыскал кем-то брошенный факел и поджёг его в догорающем костре. Акимыч, непрерывно крестясь, осторожно обходя бесцельно бродивших казаков, подошёл к Павлову:

— Вашбродь, не надо туда ходить. Они все туда таскали ящики, а потом стали выползать из пещеры вот такие. Я сначала не понял ничего, сунулся туда, а там наши, как будто пьяные все, ползают, мычат что-то, ну я и побег за вами.

— Где сотник, ты его видел?

— Видел, там он, среди всех. Господи, что же это такое?!