Ванесса

— Но ведь мы приходим ко взаимно удовлетворяющим результатам. А сейчас, как заметил однажды древний поэт, для меня даже в воспоминании об этих страшных муках таится очарование. Непохоже, чтобы у Мидж остались тяжелые впечатления…

— У меня тоже, хотя в ее возрасте я не была так хороша в этом деле.

— Если бы ты могла делать такого рода сравнения, то не была бы сейчас здесь со мной.

— Как же мало ты меня знаешь! Конечно, я могла сравнивать и делаю это. Представляю, что я отдаюсь, как юная девушка; это еще одна причина, чтобы ты чувствовал меня, когда я «внутри» тела Мидж. Это вызывает у меня еще более сильный оргазм, чем когда ты входишь в мое настоящее тело. И я хотела бы входить в тела твоих женщин, всех женщин, с которыми ты занимаешься и занимался любовью. Которыми ты пользовался, думая о других. Которые отдавались другим, думая о тебе. Которым ты изменил, но не забыл их. И раз уж ты рассказал мне об их существовании, то я хотела бы быть в телах тех женщин, на которых ты женился. Каждый раз, когда ты с ними занимался любовью. И быть тобой, когда они совокуплялись с тобой. Рассказывай мне о них, любовь моя, а я буду тебя нежно ласкать.

— Моя первая жена, — сказал Гвидо, — досталась мне по наследству.

— От безнравственного дядюшки или от проигравшегося картежника?

— От одного американского друга, с которым я познакомился в Калтече. — Где?

— В американском университете.

— А что ты там делал? — удивленно спросила Ванесса.

— Об этом я расскажу тебе позже. Друга, о котором я говорю, звали Аллан Леви, он был моим ровесником. Профессор молекулярной биологии, гений в своей области. Однажды, лет пять назад, мне позвонил из Лос-Анджелеса какой-то незнакомый юрист. Он сообщил, что Аллан умер от опухоли мозга, оставив мне свои книги, «ягуар», двух породистых доберман-пинчеров и свою жену — полувенгерку, полуфранко-канадку.

Ванесса восхищенно всплеснула руками.

— Чудесно! Только тебе могло так повезти!

— Вначале я думал иначе. Во-первых, я был огорчен известием о смерти друга. С тех пор как я за год до этого уехал из Калтеча, мы с ним регулярно переписывались. Но ни разу он не упомянул ни о своей болезни, ни о женитьбе.

— У него что, вообще не было женщин, когда ты жил в Штатах?

— Никаких случайных связей. По-моему, он увлекался мальчиками.

— Особенно тобой. Иначе зачем бы он стал делать тебе эти посмертные подарки?

— Мы были друзьями, а не любовниками.

— Это одно и то же, — настаивала Ванесса.

— Не совсем. Это доказывает то, что едва я уехал из Калтеча, как он женился.

— Это, несомненно, было реакцией на твой отъезд — ему не хватало тебя.

— Не фантазируй, не имея фактов.

— Ладно, тогда дай другое объяснение.

— Любовь с первого взгляда — редкое явление, но известно, что она существует.

— А ты знал женщину, на которой он женился?

— Никогда ее не видел и никогда не слышал, чтобы Аллан о ней говорил. Он встретил ее уже после моего отъезда.

— Но он ничего тебе о ней не сообщил. Не сказал и о том, что умирает. Однако он уже знал об этом, когда женился. Женился из-за любви к тебе, что и требовалось доказать.

— Как ты догадываешься, этот крючкотвор сразу сообщил мне, что пункт, по которому Аллан завещает мне свою жену, не имеет юридической силы и недействителен. Что не аннулирует остальной части завещания. Так что я могу вступить во владение машиной, собаками и книгами, когда захочу. Конечно, после того, как уплачу налог на наследство.

— Что ты и сделал.

— Я объяснил этому презренному щелкоперу, куда ему идти вместе с его формальностями и обязанностями. Так я потерял несколько тысяч интересных книг, мощную спортивную машину и пару горячих и верных животных.

— Но не женщину.

— Через два дня меня разбудили в шесть утра. Кто-то стучал в мою дверь. Это была она.

— В Милане?

— Она вылетела в Милан первым же рейсом и теперь стояла у моей двери с двумя огромными, как гробы, чемоданами. Она была высокой и стройной, в меховой многоцветной пелерине. А ее длинные ноги, казалось, были везде-вокруг ее щек и висков, на плечах и ниже спины, почти от самой талии. Она смотрела на меня зелеными глазами, какие бывают у пантеры, когда глядишь прямо на нее.

— Она не может быть некрасивой, потому ты вдруг заговорил поэтично, как мои предки, которые придумали богов-животных.

— Я никогда в жизни не видел такой красивой женщины. Я стоял так, глядя нанес, в расстегнутой пижаме, почти лишившись дара речи. Прежде всего потому, что понятия не имел, кто она такая.

— Разве она не представилась?

— Представилась, но только через пару минут. Она сказала: «Я — твое наследство».

— На каком языке?

— На французском. Я сразу и не понял.

— А ты тогда не знал французского?

— Зимой, в такой ранний час, французский не слишком понятен. Особенно когда с тобой говорит заметно улучшенный вариант Мерилин Монро.

— Тем не менее ты ее сразу оприходовал.

— Даже не проснувшись как следует.

— И женился на ней.

— Как только были оформлены ее документы.

— Значит, тебе все же пришлось платить налог на наследство.

— Нет. Это уладили юристы.

— И долго продолжалась эта идиллия?