Вампиры [Vampire$] (ЛП)

Из любопытства, конечно. Она жила не в эпоху Тети Вики, и почти все ее подруги — делали это, — много раз, и он был самым подходящим бойфрендом, и она просто умирала от любопытства и сама сделала ему предложение.

Он был шокирован. Но он пришел.

В мотеле он действительно был милым и нежным, обращался с ней, как с фарфоровой куклой, и ей пришлось столкнуться с тем, что некоторые его части были довольно интересны.

Но почему-то Дэйлу удалось сделать скучным даже это. И возвращаясь домой она знала, что она просто не могла быть с ним когда либо, никогда, но она не могла придумать вежливого способа…

И затем она повернулась в автокресле и сказала ему, что он был лучшим любовником из всех, кто у нее когда-либо был.

Сначала он рассмеялся, разумеется. Затем он взглянул на нее и увидел, что она серьезна, его загорелое лицо, обрамленное белокурыми волосами нахмурилось, он притормозил машину и допрос начался.

Оглядываясь назад, она решила, что справилась с этим почти идеально.

Знал ли он его?

Кого?

Другого парня.

Ну, она знала, что Дэйл знал некоторых из них.

Некоторых из них? Их было больше одного?

Ну, да.

Кто?

Дэйл, я не думаю, что действительно могу — Сколько же?

Сколько? Какая разница, возможно — Она испытала положительно злую радость в издевках над его гордостью. После того, как она провела подобным образом полчаса, она позволила ему заставить рассказать ему — правду, — что было где-то между пятнадцатью и дюжиной. Она не помнила точно.

Потом он наклонился к ней и открыл пассажирскую дверцу и велел ей убираться.

Пытаясь сохранить серьезное выражение лица, она смиренно вылезла из его машины, закрыла за собой дверцу и стояла, опустив голову, сложив руки, пока машина не тронулась.

По дороге домой она довольно хихикала.

Это действительно идеальное решение. Его гордость не позволила ему рассказывать о ней другим, и даже если-бы он рассказал, никто не поверил бы в россказни о Принцессе Даветт. И, что лучше всего, она больше никогда не будет беспокоиться о Дэйле Бойджоке. И его не было четыре года.

До сегодняшнего вечера. И это выглядело мрачно. После четырех лет обучения в Лиге Плюща, она знала, что его взгляды изменились. Она смогла понять это по его лицу. Это могло означать только одно, его настойчивое желание поговорить с ней наедине: Он собирался, помоги ему Бог, простить ее.

И она действительно не думала, что справится с этим с серьезным лицом.

Ей просто нужно было уйти заранее.

— Дэйл? Извини меня, я отлучусь на минуту? — спросила она ласково, затем убежала.

Так она оказалась на террасе в металлическом кресле за огромным растением.

И вот тогда она услышала Голос.

Это не был глубокий голос. Он не был красив и мелодичен. Фактически, он был сух и тонок. Но он был таким… вкрадчивым. Вкрадчивым и ясным и он действительно доносился, перекрывая собой все другие голоса.

Она знала, проведя несколько минут в своем маленьком укрытии — скрываясь от Дэйла — разговор происходил на террасе, в нескольких футах от нее. Но она на самом деле не обращала внимания. Теперь, когда зазвучал этот голос, она начала прислушиваться.

Секс. Они говорили о сексе. О разнице между мужчинами и женщинами. О том, что нужно каждому. Что нужно женщинам. Чего женщины жаждут. Что они должны были получить. Освобождение. Несдержанность. Разврат. Проникновение.

Глядя на лица в комнате мотеля… Глядя в лицо Феликса, теперь, такое близкое ей, его глаза, нежные, но такие проницательные…

Она просто не знала.

Должна ли она им рассказать? Должна ли она рассказать им все — рассказать Феликсу — что именно было сказано? Какими словами? Какими сладкими, запретными, порнографическими…

Она не знала.

Она не знала, сможет ли она описать, как это было, сидеть там на террасе и переносить эти ужасные, грязные слова, летящие к ней сквозь ночь. Окружающие ее. Ласкающие ее. Подталкивающие ее. Слова, которые он использовал были настолько непристойными и его описания настолько графичными. Никто больше не разговаривал кроме него, теперь, на всей террасе залитой электричеством, потому, что это было возбуждающе. Она не могла в это поверить. Никогда в ее жизни, никто не говорил такие вещи в ее присутствии. O, она знала слова. Она знала, что они значили — каждая школьница знала слова. Но слышать, как они используются, чувствовать их направленными в свою сторону.

И чтобы они были столь эротичными. Показывающими то, что он описал так ясно. Понятными так хорошо.

Леди и шлюхи, о которых он говорил. О разнице. О необходимости того, чтобы леди были обоими. О том, что опытный мужчина знает, что сделать со своей леди за дверью спальни, освободить ее от титула, от ее куртуазного поведения. Дать ей возможность изваляться и пресмыкаться и сиять.