Затем он поднял взгляд и из широко раскрытого рта полезли клыки и начался вой…
И Кот выступил слева и выстрелил и его болт засел глубоко, крест-накрест с первым, и когда он бросился привязывать свой трос к другой медной опоре, монстр… взорвался…
Вой, безбожный, нереальный вой выстрелил сквозь толпу и эхом отдавался по улице и маниакальное бешенство было невероятно яростным и безумным. O, Боже! Воющий, визжащий, неистовый звук…
И наблюдающие эту картину люди первыми подумали: убийство. Убийство! Убийство!!.. сразу подумали, Что это? Кто это! Это не может быть человек! Не может быть! Не может человек издавать такой звук! Животное? Какое животное может…
Коловращения и рывки и визг и шипение выплеснулись на них и первая медная опора затряслась, когда злодей отчаянно попытался освободиться и его усилия заставили вторую опору закачаться и заскрипеть и навес над ним зашатался, но второй трос был привязан надежно и монстр, угодивший в капкан, бесновался от страха и… и гнева.
… пылающей ярости …
… на этого молодого человека, посмевшего напасть на бога!..
И вместо того, чтобы вырываться, монстр рванулся вперед, к Феликсу.
И в него полетели воздушные шарики.
Это были не просто воздушные шарики, они лопались, расплескиваясь по его лицу и груди, что-то с ужасным запахом затекало в его разинутый блестящий рот.
Они были наполнены бензином. И они лопались, один-два-три, заливая его тело и пропитывая его одежду и в руке Кота уже вспыхнула сигнальная шашка и он швырнул ее и она врезалась в трепыхающуюся грудь и отрикошетила, но не раньше, чем…
Пламя разбегалось и обвивало и охватывало его, его одежда и волосы и кожа вспыхивали, это пламя не могло быть такого цвета, не могло быть таким ярким и трескучим и когда наконец он начал плеваться черной желчью, он полыхал.
И ничего не могло быть хуже этого злого, адски-невыносимого запаха.
Не думая о гневе. Не думая о мести. Уже нет. Больше нет. Боль… боль! И он завывал и безумно бился и рвался назад и раскачивал опоры и ему казалось, что это что-то дает и рвался еще сильнее, кричащий, кричащий, и опоры начали изгибаться там, где они были закреплены посреди тротуара.
НЕТ! Нет! Он не сможет освободиться!
Стрелок присел на корточки и прицелился и выстрелил в правое колено и промахнулся и выстрелил снова и попал. И затем в левое колено и завывание! Завывание, будто сминающее, увечащее и взрывающееся в агонии, все еще рвущийся, назад и вперед, назад и вперед, быстрее и быстрее, кричащий и кричащий и опоры…
Опоры вырвались и он опрокинулся навзничь, откатился, и на секунду замер, когда еще две серебряные пули пробили его грудь. Но затем он приподнялся, шар карабкающегося пламени отступил, ударился о борт лимузина и затем, словно краб пополз вверх по улице и…
И Стрелок Феликс стрелял снова и снова и снова и, да, был эффект. Он дергался и вздрагивал от каждого удара…
Но это не останавливало его. Теперь он был уже посреди улицы, карабкаясь, выцарапываясь вперед, торчащие из его тела наконечники арбалетных болтов, высекали искры из асфальта и…
Мы не можем остановить его! Он уйдет и пламя погаснет и он вытащит эти колы.
Сейчас! Мы должны остановить его сейчас! Всего за несколько секунд! Это не может продолжаться бесконечно.
Блейзер, тот, что Даветт поклялась спрятать в двух кварталах отсюда, на скорости двадцать пять миль в час перепрыгнул через тротуар, тридцать, когда он перескочил через бордюр на улицу, и ровно тридцать шесть, когда его передний бампер ударил в мертвый центр догоравшего пламени.
Грохот! Полосой огня вампир пролетел мимо них, с ужасным грохотом он разбился о передний бампер своего черного лимузина, жуткий пронзительный вопль, когда он замер, бешено-пылающей кляксой, на обочине.
Стрелок Феликс стоял над ним, когда горящие руки пытались тянуться, смотрел, когда горящие мукой глаза фокусировались на нем, улыбался, когда все это поглотило пламя.
Горение пламени распространилось в ширь на двенадцать футов и жарко и ярко и с невероятным шумом.
Затем раздалось громкое шипение, словно утечка газа. Затем заискрило. Так сильно заискрило.
Затем низкий, грохочущий хлопок.
Затем ничего. Крошечный кружок голубовато-белого пламени мерцал вокруг небольшой кучки пепла.
Наблюдавшие не знали, что они только что видели. Но что-то внутри радовалось. Что-то внутри испытало облегчение. Что-то внутри было благодарно паре в кольчугах. Позже они забудут. Или попробуют. Но не сейчас.
Сверхъестественное.
— Мы сделали это! — выкрикнул Кот, не веря самому себе. — Мы сделали это! Феликс! Мы убили его! Мы убили хозяина! Ночью!
Кивнув, Феликс сказал, — Да уж.
Затем он обернулся к высокому, с одутловатым лицом шоферу, и сильно двинул его двумя пальцами в грудь.
— Распространи слово.
Последняя Интерлюдия
Это была только Воля. Воля и Ненависть и Месть. Превозмогающие Боль.
Воля и Ненависть и Месть были сильнее, разве нет?
Я сильнее, разве нет?
Разве я не вынес пребывание в тесной капсуле, пересекая моря, с лопочущими, игрушечными смертными, ищущими моих ласк и желавшими присоединиться ко мне?
Может ли это сделать другой?