Вампиры пустыни(Том III)

Его мертвое, экстатическое лицо даже не дрогнуло.

— Смит! — в отчаянии позвал Ярол. — Смит, послушай! Ты слышишь меня, Смит?

— Уходи! — сказал монотонный голос. — Уходи! Уходи! Ухо…

— Я никуда не уйду, если ты не пойдешь со мной. Слышишь? Смит! Смит! Я…

Он оборвал себя на полуслове и задрожал в лихорадке наследственной памяти своей расы, когда алая масса задвигалась, вздулась и яростно задергалась…

Ярол прижался к двери и крепче сжал пистолет, невольно твердя давно забытое имя бога. Он знал, что сейчас произойдет, и это знание было чудовищней любого незнания.

Красная извивающаяся масса поднялась выше, завеса локонов разошлась в стороны, и на Ярола взглянуло человеческое лицо — нет, получеловеческое, с зелеными кошачьими глазами, которые маняще сияли в сумраке, словно ограненные драгоценные камни.

— Схар! — снова выдохнул Ярол и заслонил лицо рукой. Даже мгновенный укол этого зеленого взгляда наполнил его гибельным трепетом.

— Смит! — отчаянно крикнул он. — Смит, ты слышишь меня?

— Уходи! — ответил голос, который не был голосом Смита. — Уходи!

Ярол понял, не осмеливаясь взглянуть, что это был голос той… другой… раздвинувшей завесу червей и стоявшей перед ним во всей человеческой прелести смуглого и соблазнительного женского тела, одетого живым ужасом. Он почувствовал, как в него впились ее глаза; что-то внутри нашептывало, уговаривало опустить руку… Он понял, что погиб — и сознание этого наделило его мужеством, рожденным из отчаяния. Голос в его мозгу нарастал, накатывал, оглушал его грохочущим всевластным приказом — приказом опустить руку… глянуть в глаза, открывавшие тьму… подчиниться… и обещанием, несказанно нежным, сладостным и погибельным, обещанием грядущего блаженства…

Но Ярол непостижимым образом сумел это выдержать и, шатаясь, продолжал сжимать в поднятой руке пистолет. Каким-то чудом он пересек узкую комнату, отвернув лицо и нашаривая рукой плечо Смита. Секунду он слепо шарил в пустоте, затем наткнулся на Смита и зажал в руке склизкую, отвратительную, влажную кожу — и в тот же миг что-то осторожно обвилось вокруг его лодыжки, волна омерзительного наслаждения прокатилась по нему, и все новые и новые петли стали обвивать его ноги…

Ярол стиснул зубы и крепко сжал плечо Смита; рука его поневоле дрогнула — кожа костюма истекала слизью, как и черви у ног… и в то же время это ощущение заставило его задрожать в отвратительном восторге.

Он чувствовал лишь ласкающие прикосновения к ногам, а голос в его голове заглушал все прочие звуки, и тело с трудом ему подчинялось. Непонятно как, одним исполинским рывком, он вырвал Смита из этого гнезда ужаса. Извивающиеся пряди оборвались с тихим всасывающим звуком, вся алая масса вздрогнула и поднялась вокруг Ярола, и он, совершенно позабыв о друге, направил все силы на безнадежную попытку освободиться. Ибо боролась лишь часть его — только часть его существа противилась извивающейся мерзости, а в глубине сознания звучал ласковый, соблазнительный шепот, и тело жаждало сдаться…

— Схар! Схар и’данис… Схар мор’ларол… — молился он, хватая воздух ртом и почти теряя сознание. Повторяя детскую, забытую много лет назад молитву, он повернулся боком к центру шевелящейся массы и стал топтать тяжелыми сапогами алых, извивающихся вокруг червей. Они отползали, дрожа и сворачиваясь; сзади, он знал, тянулись к горлу другие, но по крайней мере он мог сражаться, пока не придется взглянуть в зеленые глаза…

Он топтал, бил, давил и снова топтал, и на мгновение освободился от слизистых объятий — искалеченные тяжелыми сапогами черви, сворачиваясь, отхлынули, и он нетвердо дернулся в сторону, с отвращением и отчаянием сбрасывая с себя живые петли. Подняв глаза, он вдруг заметил на стене треснувшее зеркало. В нем тускло отражался красный ужас позади, кошачье лицо с робкой девичьей улыбкой, чудовищно человеческое, и тянущиеся к нему алые пряди.

В голове промелькнуло воспоминание о чем-то давно откуда- то вычитанном, и он издал вздох облегчения и надежды, ослабивший на миг хватку голоса в его голове.

Не переводя дыхания, он направил пистолет назад, через плечо, навел отражение мушки в зеркале на отражение ужаса и нажал на спуск.

В зеркале он увидел, как ослепительный луч голубого огня прорезал сумрак и ударил в самую сердцевину извивающейся, тянущейся к нему массы. Она с шипением опала, взметнулось пламя, раздался пронзительный, тонкий вопль нечеловеческой злобы и отчаяния… луч описал широкую дугу и погас, когда Ярол выронил пистолет и ничком рухнул на пол.

Нортвест Смит открыл глаза и прищурился от яркого света марсианского солнца, бившего узкими полосами сквозь грязное окно. Что-то холодное и влажное шлепало его по лицу, горло обжигал знакомый огненный вкус сегира.

— Смит! — послышался издалека голос Ярола. — Нортвест! Проснись, черт возьми! Проснись!

— Я… не сплю, — хрипло и с трудом пробормотал Смит. — В чем дело-то?

У его губ очутился стакан, и Ярол раздраженно сказал:

— Выпей это, дурак!