Вампиры пустыни(Том III)

И удалялись они от Смита так поспешно, словно его неведомый грех был заразным. Улица стремительно опустела. Прилизанный венерианец оглянулся через плечо, поворачивая за угол, и глумливо выкрикнул: «Шамбло!» Слово вновь заставило Смита задуматься. Шамбло! Видимо, что-то французское. Довольно странно слышать такое от венерианца или марсианина с высохших равнин. Не менее странным показался Смиту смысл, который они вкладывали в это слово. Как там сказал бывший патрульный? «Мы никогда не оставляем в живых этих тварей!» Что-то это смутно напоминало… какую-то строку из древней книги на родном языке… «Ворожеи не оставляй в живых»[5]. Смит про себя усмехнулся сходству и в ту же минуту осознал, что девушка стоит рядом.

Она бесшумно поднялась на ноги. Он повернулся и глянул на нее, пряча пистолет в кобуру — и продолжал рассматривать ее, сперва с любопытством, затем с тем неприкрытым удивлением, с каким люди смотрят на что-то не вполне человеческое. Ибо она не была человеком. Это он понял с первого взгляда, хотя смуглое нежное тело было совсем как женское, а алое платье — кожаное, отметил Смит — сидело на ней с изяществом, доступным лишь немногим женщинам. Он понял это, когда заглянул в ее глаза и беспокойная дрожь пробежала по его телу. Глаза ее были ярко-зелеными, как молодая трава, с постоянно пульсирующими, узко прорезанными кошачьими зрачками, и в глубинах ее глаз затаилась темная, звериная мудрость — взгляд зверя, видящего больше и дальше, чем человек.

На ее лице не было никаких волос, ни бровей, ни ресниц, и Смит готов был поклясться, что тугой ярко-красный тюрбан на ее голове скрывает лысину. На ногах и руках у нее было по четыре пальца, и все шестнадцать пальцев были снабжены округлыми когтями, втягивавшимися внутрь, как у кошки. Она облизнула губы язычком — тонким, розовым, плоским язычком, таким же кошачьим, как ее глаза — и с трудом заговорила. Смиту показалось, что ее горло и язык не были приспособлены для человеческой речи.

— Теперь… не бояться, — тихо проговорила она, показывая маленькие и острые, как у котенка, зубы.

— Зачем ты им понадобилась? — с любопытством спросил Смит. — Что ты натворила? Шамбло… это твое имя?

— Я… не говорить… твой язык, — запинаясь, произнесла она.

— Хотя бы попытайся. Я хочу знать. Почему они гнались за тобой? Тебе ничего не грозит сейчас на улице или лучше тебе укрыться где-нибудь в доме? Эти люди выглядели опасными.

— Я… идти с тобой, — с усилием выдавила она.

— Да что ты говоришь! — ухмыльнулся Смит. — Кто ты вообще такая? Похожа на котенка, если меня спросить…

— Шамбло, — печально ответила она.

— Где ты живешь? Ты с Марса?

— Я приходить… издалека… из давних времен… из далекой страны…

— Погоди! — рассмеялся Смит. — Ты говоришь что-то путаное. Значит, ты не с Марса?

Она выпрямилась и высоко подняла голову в тюрбане. В ее позе было что-то царственное.

— С Марса? — повторила она с презрением. — Мой народ… мы… мы… у вас нет такого слова. Ваш язык… трудно для меня.

— А твой? Может быть, я знаю его. Давай попробуем.

Она вздернула голову и посмотрела ему прямо в глаза, и в ее взгляде, Смит побился бы об заклад, промелькнул еле заметный насмешливый огонек.

— Когда-нибудь… я… говорить с тобой… на моем языке, — пообещала она, и ее розовый язычок быстрым, голодным движением облизнул губы.

Звук приближающихся шагов на красной мостовой помешал Смиту ответить. Мимо, покачиваясь, в облаке перегара сегир-виски — дешевого венерианского пойла — проходил марсианин с равнин. Заметив под аркой красную вспышку платья девушки, он резко повернул голову. Затуманенный сегиром мозг осознал увиденное, и пьяница, шатаясь, шагнул к арке.

— Шамбло, клянусь Фаролом! Шамбло! — заорал он и протянул к девушке руку, шевеля пальцами.

Смит презрительно оттолкнул эту руку.

— Иди своей дорогой, — посоветовал он.

Марсианин отшатнулся и уставился на Смита слезящимися глазами.

— Твоя, да? — прохрипел он. — Зут! Желаю тебе позабавиться!

И, как бывший патрульный, он сплюнул на гравий и отвернулся, хрипло бормоча кощунственные ругательства на языке высохших марсианских равнин.

Смит наблюдал, как пьяница побрел по мостовой. Над его бесцветными глазами появилась морщинка, а в душе шевелилось невнятное, беспокойное чувство.

— Пойдем! — кинул он девушке. — Если и дальше так пойдет, лучше убраться с улицы. Куда тебя отвести?

— С… тобой… — пробормотала она.

Он посмотрел в ее округлые зеленые глаза. В этих непрестанно пульсирующих зрачках было что-то тревожное, и в то же время ему смутно чудилось, что под животной поверхностью ее взгляда скрывается какая-то преграда, завеса, что может в любой момент распахнуться и явить сокровенные глубины того темного, потаенного знания, которое он в ней ощутил.

— Тогда пойдем! — грубо повторил он и вышел на улицу.