Вампиры пустыни

Запирая дверь, профессор пытался выбросить из головы все мысли о существах. Несколько часов он будет свободен и избавлен от мучений и мрачных предчувствий. Но глубокая тоска омрачала счастье его воссоединения с семьей и печаль сидела с ним за праздничным столом. Он не провозглашал тосты и не принимал участия в разговорах; никто его и не заставлял, видя, каким отрешенным он казался. И лишь когда знаменитый гость коснулся вопроса о возможности (или невозможности, как он утверждал) создания жизни химическим путем, профессор немного оживился.

— Это невозможно сделать, — заявил гость. — Дыхание жизни дарует исключительно Всевышний.

— О, профессор Левисон верит в обратное и намеревается в один прекрасный день удивить нас, выставив на обозрение созданное им существо. Но будет это зверь или человек, мы пока не ведаем — придется ждать, — заметил кто-то с легким сарказмом.

— Мои возражения вызваны именно невозможностью заранее определить, каким будет творение. Человек, на мой взгляд, не вправе заниматься сотворением жизни, даже если у него когда-либо появятся для этого возможности и средства. Кто может сказать, не принесет ли он человечеству кошмарное бедствие, создав какое-нибудь отталкивающее чудовище, со злыми наклонностями которого мы не сумеем совладать? Я не призываю ограничивать прогресс науки, но следует вмешиваться, когда успех, если он вообще возможен, грозит огромной катастрофой!

Профессор сжался, как от удара. Мгновенное желание показать насмешникам сотворенных им существ и доказать справедливость своих аргументов столь же мгновенно растворилось в отчаянии, когда он вспомнил, каким невыносимым, дьявольским проклятием были его создания.

Нет! Ему оставалось только молчание — и смерть. На миг он задумался над тем, что ждет его и существ за пределами кипящего огненного горна, через который они вскоре пройдут вместе.

Жена была встревожена его измученным видом и безнадежной апатией, с какой он говорил о банкете.

— Дорогой, — умоляюще сказала она, — ты доводишь себя до истощения. Брось все и отдохни. Какой смысл во всех экспериментах и открытиях в мире, если у нас не будет тебя? Устрой себе отпуск, поедем в путешествие, мы же давно собирались…

— Сейчас я не могу, — сказал он так решительно, что жена посчитала бесполезным настаивать.

— Во всяком случае, ты можешь позволить себе несколько часов отдыха. Не возвращайся сегодня в лабораторию.

— Ах, я должен! — воскликнул он.

Потом, обняв ее, он добавил:

— Дорогая, я не могу сейчас остаться, но скоро собираюсь отдохнуть — и достаточно долго.

Эта фраза была призвана утешить ее в будущем.

Профессор с нежностью и тоской посмотрел на своих спящих детей и простился с женой с такой мрачной торжественностью, что она снова забеспокоилась.

— Как будто он не ожидает увидеть нас снова, — пробормотала она.

Сидя в кабинете, профессор слышал, как существа резвились, смеялись, пререкались, по-детски забывая о надвигающейся судьбе, которую ясно осознавали в его присутствии. Он их жалел, но не мог спасти.

И вот настал час — все ждало последнего действия. Но профессору хотелось бросить еще один, прощальный взгляд на дом, куда он больше не войдет — так осужденный на казнь преступник медленно обводит взором землю.

Профессор прошел в прихожую, отодвинул засов и встал на пороге. Какая тихая ночь! С какой божественной точностью все идет назначенным путем, движимое и направляемой Всемогущим! И он вознес свое сердце в молитве, призывая Господа благословить и защитить безмолвный дом, где спали сейчас жена и дети. Он и не представлял до этого мига, как дороги они для него были.

…Но что это? Неужели Судный день разверзся во всем своем ужасном величии? Земля раскачивалась под ужасными громовыми ударами, сами небеса словно изрыгали пламя — и вдруг профессор погрузился в тишину и темноту.

Он открыл глаза и огляделся. В голове беспорядочно метались обрывки мыслей. Он лежит в собственной постели и над ним, вне всякого сомнения, склоняется милое лицо жены, омытое слезами.

— Дорогой муж мой, тебе уже лучше? Ты узнаешь меня? — спросила она.

Он кивнул, слабо улыбаясь; затем память вернулась, и поток вопросов хлынул из его уст.

— Тише! Тише! — подняла жена мягкую ручку. — Не торопись. Я все тебе расскажу — прекрасно знаю, что иначе ты не успокоишься. В лаборатории был страшный взрыв, такой жуткий, что его услышали по всему городу. Все здание будто сразу загорелось, и — о, дорогой! — мы боялись, что ты там, но воля Провидения, как видно, направила тебя в прихожую. Сила взрыва отбросила тебя от двери, и после тебя нашли среди горящих обломков.

— Как долго? — спросил он.

— Ты пролежал три недели в горячке.

— Все уничтожено? — тревожно выдохнул он.

— Да, дорогой, абсолютно все. Ничего не осталось, кроме нескольких кусочков искореженного металла. Но главное, твоя драгоценная жизнь была спасена. Ты сможешь все восстановить, когда полностью оправишься.

— Теперь я принадлежу тебе и детям, — неопределенно пробормотал он, привлекая жену к себе и чувствуя, что спасенная жизнь и вправду ему не принадлежит.