Вампир высшего класса

Где-то совсем близко заскрежетали тормоза, Вацлав кому-то что-то резко сказал, и вот я уже лежу на заднем сиденье машины, которая на предельной скорости куда-то несется. С трудом приподняв голову, я убираю с лица прилипшие пряди и вижу за рулем Вацлава. В машине мы одни.

«Откуда машина?» – хочу спросить я, но из моих заледеневших губ вырывается только стон:

– О-о-т-т-т…

Вацлав резко поворачивается ко мне:

– Потерпи, маленькая. Скоро приедем.

Хочу спросить, куда, но нет сил. Вижу только, как машина, игнорируя красный свет, проносится мимо светофора. А потом мы сворачиваем на какую-то пустынную улочку с глухими стенами, которая заканчивается тупиком, Вацлав резко бьет по тормозам и выскакивает из машины. Пока я пытаюсь унять дрожь от холода, сесть и понять, где мы находимся, Вацлав открывает багажник. А затем он распахивает заднюю дверцу рядом со мной, впуская в салон морозный воздух и приглушенный стон.

– Что ты творишь? – Cилюсь сказать я, глядя на безвольно обмякшего в его руках полноватого мужчину средних лет, но из одеревеневших губ вырывается только хрип.

Вацлав удерживает незнакомца на коленях, наклонив голову вбок, так что шея мужчины оказывается совершенно беззащитной, и я слышу, как оглушительно громко бьется кровеносная жилка под его кожей.

– Тебе нужна кровь, – глухо говорит Вацлав. – Иначе ты можешь погибнуть.

– Тебе мало того, что ты угнал его машину? – хочу сказать я, но не могу даже шевельнуть губами. Собираюсь помотать головой, но не получается даже шевельнуть шеей. Просто ее не чувствую. – Я не буду. – Изо всех сил внутренне сопротивляюсь я, и по сердито вспыхнувшим глазам Вацлава понимаю, что он слышит мои мысли.

– Не глупи, – жестко обрывает он, толкая мужчину на сиденье рядом со мной и нависая над ним. – Только кровь спасет сейчас от обморожения. Только она запустит регенерацию.

«Но я ведь не могу умереть», – упрямо возражаю я.

– Хочешь лишиться рук и ног? – резко спрашивает Гончий.

«Ты же не лишился».

– Я его уже выпил! – рычит он. И я замечаю на шее мужчины след укуса. – Думаешь, почему я еще могу двигаться, вести машину, говорить и спорить с тобой? И потом, я старше и регенерирую быстрее. Так что не сравнивай себя со мной.

Вацлав наклоняется к мужчине, а потом так же резко отстраняется. Я вижу вскрытую вену на шее водителя и алую росинку в уголке губ Вацлава, когда он приказывает:

– Пей!

Кажется, когда-то это уже было. Отчаянно спорящая я, наседающий на меня Вацлав. Тогда я впервые попробовала человеческую кровь не из пробирки – из вены. Только тогда жертвой был парень лет двадцати. И тогда моей жизни ничто не угрожало – Вацлаву просто были нужны все мои силы ясновидящей для помощи в расследовании.

– Пей же, – повторяет Вацлав и добавляет: – Если не ради себя самой, то хотя бы ради своего деда, который сдерет с меня шкуру живьем, если с тобой что-нибудь случится. Может, мне ему сейчас позвонить? Может, у него лучше получится тебя убедить?

На споры уже нет сил. Моя и без того холодная кровь того и гляди превратится в лед, ледяной панцирь уже сжимает сердце. Ног я уже не чувствую, рук тоже, лицо – мраморная маска, губы – ледышки, перед глазами – метель, которая пеленой закрывает от меня лицо Вацлава.

– Жанна! – доносится до меня как через слой снега.

И внезапно я падаю куда-то вниз, и стужу метели разгоняет благодатный жар костра. Первыми отогреваются губы и глотают это спасительное тепло в надежде согреться изнутри. Затем пальцы окутывает горячей морской водой.

– Да пей же! – в отчаянии повторяет чей-то знакомый голос, и я понимаю, что жар – лишь тепло источника, который, истекая рубиновой влагой, сочится сквозь мои пальцы. В этом источнике – спасение от холода, который пожирает меня изнутри, подбираясь к самому сердцу. И я больше не сопротивляюсь желанию, припадаю к источнику голодным ртом, жадно глотаю солоноватую на вкус жидкость, чувствуя, как с каждым глотком отогревается тело и возвращается чувствительность. Метели перед глазами больше нет. Ее вытесняет густой красный туман.

Я брела по пустыне. Красное солнце висело над верхушками далеких песочных барханов, немилосердно паля. Злой ветер с глумливым свистом бросал в лицо пригоршни колких песчинок. Раскаленный воздух можно было пить, как чай. Губы растрескались от жара, как сухая почва под ногами. Еще шаг – и ноги увязли в горячем плотном песке, я оказалась в самом центре песчаной реки, которая вдруг воронкой закрутилась вокруг меня, норовя утащить на дно. Уйдя в песок по пояс, я закричала – безнадежно, понимая, что никто не придет на помощь, что мне суждено быть заживо погребенной в песке и из века в век слышать шепот песка, пока я сама не превращусь в пригоршню песчинок. И быть может, когда-нибудь заблудившийся морской ветер подхватит меня на своих легких крылах и унесет далеко-далеко, в лазурную даль, где воздух дышит свежестью и прохладой…

Песчаная воронка смерчем поднялась вверх, отрезала меня от мира, оставив лишь окошко над головой, в котором виднелось желтое, как выцветший на жгучем солнце лист, небо, а я сама стремительно тонула в горячем песке.