Вампир высшего класса

— Мы можем проникать в мысли людей, но не в мысли вампиров, — пояснил Вацлав. — Вампиры не читают мысли друг друга, но мы можем общаться телепатически. Например, когда я задаю тебе вопрос, а ты мысленно мне дерзишь, хотя внешне притворяешься паинькой, я это услышу. Потому что ты хочешь, чтобы я тебя услышал. Чтение мыслей у вампира — не игра в одни ворота, а взаимное общение.

Надо же, никогда бы не подумала!

— А если вампир не хочет общаться, можно узнать, что у него на уме? — спросила я.

Гончий помрачнел и строго сказал:

— Это запрещено нашими законами. Думаешь, для чего придуманы ментальные допросы?

На миг стушевавшись, я вспомнила еще об одном воздействии на разум.

— А как насчет стирания памяти у вампиров? Со мной такое проделывали дважды. Первый раз ты сам, когда заставил меня забыть о нашем знакомстве на месте гибели Софии. А потом еще Глеб стер из моей памяти гибель гимнастки Мэй на моей дебютной вечеринке.

— Ни он, ни я не стирали тебе память, — возразил Вацлав, — мы лишь блокировали воспоминания.

— В чем разница? — удивилась я.

— Человек, которому стерли память, никогда не вспомнит о тех событиях. Вампир, если снять блок, вспоминает все. Кроме того, он может вспомнить и сам под воздействием определенных факторов.

Так было и со мной, когда я нашла в сумочке записку с угрозой и вспомнила о том, что случилось на вечеринке. А вот блок, поставленный Вацлавом, он снял с меня сам, когда я подключилась к расследованию после убийства Глеба.

— И что же, любой вампир может это проделать с другим? — уточнила я.

— Нет, — отрывисто ответил Вацлав. — Это тоже запрещено. Глеб действовал с разрешения старейшин. Тогда все решили, что так для тебя будет лучше.

— А ты? — Я в упор посмотрела на него.

— Я преступил закон. — Он не отвел взгляда. — Можешь меня засудить.

— Но зачем ты это сделал тогда? — растерялась я.

— Решил, что будет лучше, если ты забудешь о том неприятном вечере, который пережила по моей вине. — Вацлав криво усмехнулся. — Кстати, не хотел этого делать, но если уж быть до конца честным…

Он вдруг пристально взглянул на меня, и мир вокруг поплыл, а я снова погрузилась в тот октябрьский вечер, когда мы впервые встретились…

Вацлав помогает мне выйти из машины у моего дома и бросает:

— Извини.

Я думаю, что он извиняется за тот неприятный эпизод, когда заставил меня выпить кровь незнакомого юноши, но Вацлав перебивает:

— Я извиняюсь не за это. А за то, что собираюсь сделать.

Он прижимает меня к двери подъезда, а его лицо оказывается так близко, что я вижу карие крапинки в его ледяных серых глазах. Неприязнь, которую я к нему испытывала после того, как по его вине впервые попробовала человеческой крови из вены, а не из бутылочки, вдруг сменяется острым желанием. Никогда в жизни я еще так не жаждала поцелуя… И он последовал: порывистый, страстный, властный. Руки Вацлава крепко сжимали меня за талию, щетина царапнула щеку, обветренные прохладные губы ненасытно припали к моим и напоследок чуть прикусили их, заставив меня затрепетать. Когда он отшатнулся от меня, я потянулась следом, требуя продолжения ласки.

— Тебе ни к чему помнить об этой встрече, — резко выдохнул Вацлав.

В следующий миг я обвила его руками за шею и, не терпя возражений, привлекла к себе. Дальнейшее — словно череда фотовспышек. Вот мы, не размыкая губ, вваливаемся в подъезд, и тяжелая дверь с грохотом закрывается за нашей спиной. Вот я тяну Вацлава вверх по лестнице и, становясь на ступеньку выше, жадно целую его оттаивающие от холода губы. Вот мы останавливаемся у моей двери, и я зову, сгорая от желания: «Зайдешь?» Если он вдруг откажется, то я сразу же умру. Хочу его — незнакомого, неотразимого, сильного, страстного. Хочу так неистово, как никого в жизни не хотела…

— Что это было? — Я вынырнула из воспоминания так стремительно, что минуту ошеломленно моргала, очутившись после полумрака подъезда в зале ресторана, где на столике горели две свечи.

Вацлав виновато молчал.

— Ты… Ты позволил мне вспомнить то, что было на месте преступления, но утаил все, что случилось у меня дома?

— Ничего не было. — Вацлав дернул щекой. — Я не принял твоего приглашения и ушел.

— Но почему? — вырвалось у меня, и я тут же сконфуженно осеклась.

— А ты не понимаешь? — Он пристально взглянул на меня. — Я подпал под действие Слезы Привлекательности, которая была на тебе в тот вечер. Я был словно околдован тобой, а ты была под моим гипнозом. Это было неправильно. Ничего не могло быть, иначе я бы себе этого не простил.

«Я бы простила!» — чуть не воскликнула я, еще ощущая то острое желание, которое владело мной в тот далекий вечер и так и осталось неутоленным. Но вслух смятенно пробормотала:

— Ты прав, это не должно было случиться…

Ладонь Вацлава порывисто накрыла мою.

— Прости, что скрывал это от тебя. Мне было неловко за свой поступок. К тому же, когда я снимал блок, ты еще оплакивала Глеба и я посчитал, что будет неуместно напоминать тебе о нашем поцелуе.