– Никто ее не встречал и ничего о ней не слышал с того момента, когда вы вместе уехали из Парижа, – ответил он.
И снова он с нежностью обвел меня взглядом. Он старался скрыть свое возбуждение, но я отчетливо ощущал его лихорадочное состояние, словно огонь, горящий поблизости. Я знал, что он пытается прочесть мои мысли.
– Что произошло с тобой? – поинтересовался он.
Его явно озадачили мои шрамы. Их было чересчур много, и они были слишком серьезными, а это свидетельствовало об угрожавшей мне смертельной опасности. Я вдруг испугался, что в смущении и растерянности позволю ему увидеть всю правду, все то, что много лет назад Мариус строго запретил мне открывать кому-либо.
Однако из меня вдруг потоком хлынули образы, рассказывающие историю моих отношений с Луи и Клодией. Я опустил только одну весьма важную деталь: что Клодия была еще ребенком.
Я вкратце рассказал ему о годах, проведенных в Луизиане, о том, как в конце концов они, как он когда-то предсказывал, восстали против меня. Без обмана и гордости я признался ему во всем и объяснил, что сейчас очень нуждаюсь в его крови. Я испытывал неутихающую, бесконечную боль, сначала раскрывая перед ним свою жизнь, а потом чувствуя, как он обдумывает все мною сказанное. Боль от того, что я вынужден признать его правоту. Да, я рассказал ему не все. Но в главном он не ошибся.
Не стану утверждать, но мне показалось, что лицо его сделалось вдруг печальным. Во всяком случае, я не увидел на нем выражения торжества. Когда я жестикулировал, он исподволь наблюдал за моими дрожащими руками. А если я запинался, он терпеливо ждал, давая мне возможность найти нужные слова.
Несколько капель его крови, шепотом говорил я, ускорят мое выздоровление, прояснят мысли. Стараясь, чтобы слова мои не прозвучали высокомерно или требовательно, я все же напомнил ему о том, что именно я отдал в его полное распоряжение эту башню и подарил ему золото, на которое он смог построить себе дом, что я все еще остаюсь владельцем Театра вампиров, и сказал, что он, конечно же, в силах оказать мне столь небольшую личную услугу. Я был настолько слаб, беспомощен и испуган, что мои слова могли показаться на редкость наивными. Я испытывал невыносимую жажду. Пылающий в камине огонь будил в моей душе тревогу. Отблески света, играющие на рисунке дерева, из которого была сделана стоящая вокруг мебель, превращались в то появляющиеся перед моими глазами, то вновь исчезающие лица.