Ой, мама… Ой, мамочка!!!
Хвост! У меня!!! Растет на… на… ну там, где положено хвосту, светлый, типа львиного, с кисточкой…
Ой, да что же это такое?
На мой рев прибежал Алишер, рассмотрел хвост — еще позавидовал, паршивец! — а потом предложил не паниковать, а подождать, пока проснется хозяин и отколдует это обратно… Пусть я только соберу образцы всего, что съела.
Но Джано проснулся в таком состоянии, что ему было не до хвоста…
Гомо бухиенс, говорят, — человек пьющий. Бухо сапиенс — пьянь разумная. А нетрезвый вампир у нас кто?
Бедолага, вот кто.
Достаточно сказать, что на смытую краску — полная неприличность по местным понятиям — в это невеселое похмельное утречко он не обратил ни малейшего внимания. Хотя какая там раскраска. Если бы сейчас в комнату ворвалась пара крылатых зеленых слоников и человеческими голосами заявила претензии на его ящерку из ящика, Джано вряд ли был бы в состоянии что-то ответить.
Бледный до… до… ох, давайте не будем уточнять? Первый раз за все время он реально походил на вампира. Хотя в сериалах, кажись, вампиры были просто бледные, без этой интересной прозелени.
Да, он назвал меня чудом и подарком судьбы. Я даже слова в ответ не сразу подобрала. Интересно, что бы он сказал, если бы я ему не воды поднесла, а, скажем, пива?
Так, не думать про пиво. Не думать про спирт. Не думать про алкоголь вообще, алкоголь — зло, алкоголь — зло. Ох, мне до сих пор от одного вида бутыли как-то нехорошо становится… чтоб они провалились, эти градусы. К Даизу, например. Вот кто их заработал по полной программе. Считайте меня параноиком, но мой хвост точно без него не обошелся. Вот чувствую! Чем — не спрашивайте.
Пока читались письма, я сидела как на иголках. Точнее — как на хвосте. В смысле, я ведь на нем и сидела, так ведь? И это, поверьте, не слишком удобно. Я все ждала, как бы половчее завести о нем разговор, но случай все не подворачивался и не подворачивался. Сначала из-за вампирского похмелья (хвост хвостом, но остальные части тела мне пока дороги, доверять их вампиру с бодуна — неразумный риск), потом из-за писем.
Точнее, из-за вчерашних вампирских подвигов.
С каждым новым свитком я уважала вампира все больше и больше. Выходит, не такой уж мой хозяин ботаник? Может ведь, если хочет?
Надо запомнить на будущее. Чуток авторитета моему вампиру не помешает.
Главное, правильно и вовремя разозлить — а потом отправлять на разборки. Только подлечить сначала, а то еще одна «схватка» с притаившимся в постели сторожком, и все, можно заказывать веночек с надписью: «Незабвенному Джано от скорбящего продзапаса». Тьфу, ну и чушь лезет в голову!
Какой он смешной, с этим коронным мужским взглядом… ну знаете, тем, из сказки про медведей? «Кто-спал-в-моей-постели-и-почему-я-ничего-не-помню?» Я, правда, такой пока только по телику и видела. Но смотрится так трогательно!
Надо как-то побыстрей поставить нашего вампира на ноги.
А то у меня ощущение такое внутри ворочается, как перед схваткой или диетой. Как говорил наш ояката, «судьба и тень следуют за нами повсюду» и «веселье, дошедшее до крайности, рождает скорбь». Если в переводе на человеческий, то в ближайшее время нам светят неприятности.
Причем предчувствие идет не только от головы, а и… в общем, с хвостом связано.
Хвост как раз дернулся, когда во дворе и на улице вдруг стало очень тихо — до жути. И странно потемнело. Я еще успела глянуть в окно — может, здесь в кои-то веки начинается гроза?
А потом вплыли
Вампиры. Аргентумы. Правящие, как их называл Джано.
Один взгляд — и Алишер вцепился в мою руку и сжал ее до синяков. Да и мне стало нехорошо. Эти серебряные глаза под капюшонами, от которых воздух в легких осыпался ледяными кристалликами.
Да уж, остальные вампиры в сравнении с ними — щенки…
А это — хищники.
И Джано надеялся на справедливость
Как они могут?!
— Что вы делаете?.. — вырвался у меня вопрос. — Вы…
— Молчать, — раздался равнодушно-яростный голос, и комнату буквально заполнило глыбами льда. Х-х-хол-л-лодно…
— Вы с ума сошли…
Я даже не успела договорить. Хищный взгляд, и стало нечем дышать. В голову словно змея вползла — липкая… любопытная… злая.
Что? Ну и скотина… странно, а мне стало легче дышать. Привычный «наезд» — сколько их было за мою семнадцатилетнюю жизнь? — как-то помог собраться. Даже улыбнуться получилось — злобненькая, наверное, была улыбочка. Ояката сколько раз ругался, что у меня не получается сохранять на лице выражение покоя. Какое уж тут спокойствие!