Соседка Крайнюк, чем могла, поделилась с ними: дала немного муки, картошки, жиров. Но Татьяну постоянно беспокоила мысль: как жить дальше, к кому обратиться за помощью?
...Ваня подошел к возившейся у печи Татьяне Андреевне и серьезно сказал:
— Мам, знаешь, о чем я сейчас думаю?
— Нет, не знаю, — ответила механически мать, с тревогой думая о том, что немцы забрали с собой все продукты, даже картофель из погреба выгребли. Она вспомнила, как весной долго колебалась: садить огород или нет, и решила лишний раз не показываться на глаза немцам, рассчитывая на прежние запасы. Сын потянул ее за рукав:
— Я думаю, что теперь к нам папа придет.
Словно острая игла кольнула в сердце женщину. Она поставила ухват в угол и спросила:
— Почему ты так считаешь, сынок?
— А я знаю, он приходил к нашему дому много раз, но видел, что здесь немцы, а где мы — узнать не мог. А вот теперь он как придет, так сразу увидит, что их нету, зайдет прямо в дом и скажет: «Привет зайцам и маме тоже!»
Слезы брызнули из глаз Татьяны Андреевны, она прижала голову Ванюши к груди:
— Сынок, ты даже помнишь, что отец говорил, когда приходил домой?
— Мама, я все помню. Он сначала целовал тебя, потом меня, потом Юлю и всегда улыбался. Я очень люблю папу! — все это он выпалил скороговоркой и неожиданно заплакал.
Расстроганная мать, сама еле сдерживаясь, чтобы громко не разрыдаться, как могла успокаивала сына:
— Ты не плачь, Ванечка, папа обязательно вернется, и все будет по-старому, вот увидишь. Идем, сынок, на улицу, на солнышко.
Она первой пошла к дверям, на ходу вытирая слезы. Сын пошел следом.
На улице ярко светило солнце, было жарко. К ним подбежала Юля. Она очень вытянулась за прошедший год.
— Мама, посмотри иди, какой я порядок навела в сарае.
Татьяна Андреевна вместе с соседкой еще вчера очистили сарай от навоза и грязи, посыпали земляной пол свежим песком и занесли немного сена.
Оказалось, что Юля перетаскала на сделанный из досок настил все сено, а внизу у стены аккуратно расставила разбросанные немцами лопаты, грабли и вилы, принесла немного полыни, запах которой перебил стоявший ранее спертый, перемешанный с навозом воздух. Мать обняла и поцеловала дочь:
— Спасибо тебе, помощница ты моя! — А сама грустно, уже в который раз за сегодняшний день, подумала: «Корову забрали, изверги проклятые, чем теперь детей кормить буду?»
Татьяна вышла из сарая. Она не заметила, как к их двору свернула телега с дороги. Одинокого седока Татьяна Андреевна увидела лишь тогда, когда он остановил лошадь возле ворот. Это был Петрусь, одинокий, замкнутый старик, обиженный судьбою и природой: горбатый, прихрамывающий на правую ногу, всегда чем-то недовольный, он так и жил бобылем. Петрусь и сейчас не улыбнулся, сухо поздоровался:
— Здорово, учителька! Отвори ворота, я тут тебе кое-чего привез.
Мочалова растерялась:
— Мне? А почему именно мне?
— Потому что есть забор и кирпичами от печки закусывать не будешь.
— Да, но...
— Не нокай, не запрягла, отвори ворота, времени у меня нету, чтобы слушать, как ты вслух соображать будешь.
Юля молча побежала к воротам и стала открывать запоры. Но железный засов не поддавался ее худеньким ручонкам. Дед Петрусь отстранил девочку рукой, нажал плечом на створки ворот и легко отодвинул засов. Открыл ворота, взял под уздцы лошадь и ввел ее во двор. Затем, вскинув на спину большой мешок с картошкой, спросил:
— Куда ее, в погреб, что ли?
Татьяна Андреевна поспешно пошла впереди деда, чтобы открыть дверь погреба, где обычно хранилась картошка.
Петрусь занес туда еще три мешка, затем, громко дыша, отнес в дом еще полный мешок муки. Вытирая рукавами пот с лица, сказал:
— Ну вот, учителька-хозяюшка, ешь себе на здоровье да детей корми, а я поехал.
Татьяна Андреевна, смущенная и растроганная, спросила:
— Дедушка, кто же это о нас позаботился?
Дед чуть заметно улыбнулся:
— Люди добрые, которые все видят, всегда помогут и ничего не забудут. — И он с трудом развернул телегу в узком дворе и выехал за ворота.
Уже давно ушла телега со двора, а она все еще смотрела. Даже мелькнула мысль о Петре. А вдруг это он, находясь где-то рядом, в партизанском отряде, в трудную минуту помог семье. К ней подошли притихшие дети. Ванюша взял мать за руку и тихо сказал:
— Это, наверное, нам папа прислал, значит, точно скоро домой придет.
«Господи, у нас с ним даже мысли совпадают», — подумала Татьяна Андреевна о сыне.
Наверное, также считала и Юля, потому что авторитетно заявила:
— Если папа и придет, то обязательно ночью. Днем его может Гришка рыжий увидеть.
Гришкой звали полицая Миревича. Он перед войной дважды сидел в тюрьме: один раз за кражу денег из бухгалтерии колхоза, а другой раз — за то, что будучи пьяным избил ни за что ни про что тринадцатилетнего мальчишку.
Как только пришли немцы, Гришка появился в деревне. Всегда пьяный, с повязкой на рукаве и с винтовкой за спиной, он ходил по дворам, не стесняясь забирал все, что ему нравилось, угрожая при этом хозяевам.