— А то, что тебе надо быть готовой ко всему. Во-первых, надо, как мне кажется, детей у Марфы держать. Если вдруг приедут за тобой, то Марфа их может тихонько к кому-нибудь отвести, а во-вторых, надо всю картошку сейчас же к Марфе в погреб перенести. Если Гришка, или его дружки, или немцы проверят твой погреб, то убедятся, что у тебя действительно картошки нет, значит, ты и вправду ко мне приходила картошки просить.
Женщины не спорили и, набросив на себя что попало, взяли мешки и вместе с Петрусем взялись за дело. Насыпали в мешки картошку и носили в дом Крайнюков. К рассвету работа была окончена.
Прошло еще три дня. В деревне все оставалось по-прежнему, если не считать осторожных разговоров среди жителей о Косте Стародумове, семнадцатилетнем пареньке, который осмелился защитить от пьяного Мирейчика соседскую девушку Аню Лопатко. Мирейчик увидел Аню, когда она проходила мимо его дома. Выскочил и начал тащить ее к себе во двор. Девушка стала кричать. Это услышал Костя. Он подскочил к Гришке и на виду у соседей отобрал девушку. На счастье, у полицая при себе не было винтовки, и Костя с Аней убежали. И вот Стародумова схватили и увезли в райцентр.
Его мать плакала и просила Гришку помочь сыну, но он не стал ее слушать и выгнал из дома. Тогда Стародумова пошла в райцентр, но так ничего и не узнала о судьбе Кости.
И вдруг всю деревню облетела страшная весть. Костю за то, что он якобы был партизаном и распространял листовки, немцы повесили на центральной площади районного центра.
Напуганные люди старались обходить стороной Мирейчика и еще двух полицаев, живущих в деревне.
А Гришка ходил с винтовкой за плечами и выхвалялся: «Ничего, наведем мы здесь порядок. Вздернем десяток-другой на виселицу, сразу остальные нашу власть уважать станут».
А на следующую ночь, перед рассветом, в дом Мочаловой постучался дед Петрусь:
— Собирайся, дочка, отнесешь партизанам сверток, а то ноги подвели меня, идти не могут, а утром в лесу будет ждать меня человек. Я прошлый раз договорился, что если я не смогу, то придешь ты.
— А как я найду его?
— Очень просто. Знаешь, где до войны узкоколейку к торфянику строили?
— Это ту, что не успели достроить? Знаю.
— Подойдешь к месту через ручей и жди. К тебе подойдет Антон или кто-нибудь из хлопцев, которые вместе с ним были. Скажешь, что я приболел, отдашь сверток и вернешься в деревню. На всякий случай перед тем, как выйти из лесу, наломай хворосту. Если и встретится кто-либо, то скажешь, за дровами ходила.
— Я все поняла. Сейчас оденусь и иду.
Таня радовалась, что дед сдержал слово и доверил ей дело.
Марфа Степановна закрыла за ней дверь, и Таня вышла на улицу. На улице было темно и вьюжно. Ветер чуть не сбил ее с ног, когда она шла через поле к лесу. «Это хорошо, что такая погода, — думала она, — снег и ветер сразу же заметут следы».
Идти ей было километров пять, но дорогу Татьяна помнила хорошо. В той стороне обычно росло много грибов и ягод, и она до войны вместе с мужем ходила туда. А когда начали строить торфопредприятие и тянуть к нему узкоколейку, водила туда на экскурсию учеников. Она решила на дорогу не выходить и пошла напрямик.
Идти было трудно. Валенки почти полностью проваливались в снег. Таня уже и не помнила, когда ей приходилось идти вот так, утопая в снегу. Она разогрелась, вспотела и когда наконец добралась до места встречи, то падала от усталости. Перед ней в тусклом утреннем свете был недостроенный мост, а железнодорожной колеи не было видно. Все засыпал снег. В обе стороны уходила ровная просека, которая была и вырублена для узкоколейки. Татьяна, жадно хватая ртом морозный воздух, огляделась. Ветер утих, снег тоже перестал падать, и вокруг стояла тишина: ни крика птицы, ни свиста ветра, ни треска сучка, и вдруг в этой тишине зимнего леса послышался голос:
— Здравствуйте! Давно ждете?
Мочалова резко обернулась. У огромной сосны она увидела парня и сразу узнала его. Это он вместе с Антоном принесли своего раненого товарища в деревню. Татьяна Андреевна попыталась вспомнить его имя, но так и не смогла.
— Доброе утро! Я только что пришла.
— А дед Петрусь заболел, что-ли?
— Да чувствует себя что-то неважно, вот и поручил мне передать вам вот это, — она протянула парню сверток. — Скажи, ты не учился в школе, где я работала?
— Нет, я в городе жил.
Татьяна хотела спросить его фамилию, но передумала, побоялась, как бы парень не посчитал ее любопытной.
Через несколько минут они простились и разошлись в разные стороны.
Мочалова шла по своему еще не засыпанному снегом следу, ломая голову над тем, где она могла ранее встречать этого парня. Знала бы она, что этим парнем был Володя Славин — двоюродный брат ее мужа. Но она видела его только трижды, причем последний раз, когда Володе было двенадцать лет. Парень за эти годы не только вырос, но и сильно изменился. Не знала Татьяна Андреевна и того, что в свертке, который она передала Славину, кроме лекарств была записка деда Петруся. В ней он сообщал командиру отряда данные о немецких войсках, а также просил оградить Мочалову от полицая Мирейчика.