От звука этого имени по спине Ансельмо пробежал электрический разряд. Гаечный ключ выскользнул у него из рук и упал на пол. Металлический звук эхом разнесся по тихой мастерской. Шагалыч подошел ближе и поднял ключ с пола.
— Все хорошо, Ханс? — спросил он вполголоса.
Ансельмо взял ключ, грустно улыбнулся и опустил голову. Другого ответа не требовалось.
— Да ладно тебе. Пойдем прогуляемся.
— Привет, Грета. Как дела?
Ясные глаза Лючии светились. Приветлива и вежлива, как всегда. Грете захотелось стереть эти глаза с лица земли.
— Отстань.
— Я знаю, что ты на меня злишься. Ты права.
Грета молча привязывала Мерлина к школьной ограде.
— Я поступила ужасно, — продолжала Лючия, — теперь Ансельмо тоже будет меня ненавидеть.
Грета резко защелкнула замок и повернулась к Лючии:
— Не беспокойся, он думает, что дневник украла я.
— Но… почему? — не поняла Лючия.
У Греты не было ни малейшего желания объяснять ей, что произошло вчера вечером. При одной мысли о дневнике к глазам подступали слезы. Она сдержала их, загоняя внутрь до тех пор, пока слезы не превратились в гнев.
— Ты просто глупая маленькая девочка.
Лючия замолчала. Ее глаза влажно блеснули — она и не думала сдерживать слезы.
— Подожди. Дай я все объясню, — просила маленькая девочка, пока Грета поднималась по лестнице в коридоре, перепрыгивая через две ступеньки. — Грета, выслушай меня!
Все напрасно, подруга уже поднялась на второй этаж и повернула в коридор, но тут путь ей преградили школьники, толпившиеся перед входами в классы. Лючия не упустила свой шанс.
— Я поговорю с Ансельмо. Я все ему объясню. Правда. Я знаю, я одна во всем виновата. Несправедливо тебя в это впутывать.
Лючия взяла подругу за руку, словно прося прощения. Грета отдернула ладонь, почувствовав, как кровь отливает от вен и приливает к голове. Ей казалось, кости черепа хрустят и вот-вот треснут от напряжения, а все эти люди вокруг падают на нее, как кирпичи рушащейся стены.
— Исчезни! — закричала Грета, толкая Лючию на эту стену.
— Что здесь происходит? — высунулась в коридор голова Моретти.
Грета огляделась. Все вокруг смотрели не нее испуганными глазами. Из толпы школьников вынырнул охранник:
— Успокойся. Все хорошо, да?
Нет, все плохо. Все очень и очень плохо. Грета резко ударила охранника в плечо, протиснулась вперед, распихивая всех локтями, и бегом бросилась по коридору к выходу.
— Бианки, ту куда?! — истерично завопила Моретти. — Вернись, или я вызову твоих…
Голос затих за входной дверью. Грета отвязала Мерлина, взлетела на седло и понеслась прочь, твердо решив никогда не возвращаться в это гадкое место.
Выслушай меня
Шагалыч и Ансельмо молча шли по тротуару улицы Джентилини. Никаких велосипедов. Как будто мир попросил, чтобы они оба посмотрели на него внимательнее, без спешки, не торопясь прибыть из одной точки в другую. Чтобы подышали в такт своим шагам, размеренно переставляя ноги.
— Это из-за Греты, да? — угадал Шагалыч.
— Что «это»?
— Хмурый вид.
Ансельмо грустно улыбнулся.
— Что-то случилось?
Случилось все. Нападение, украденный дневник, эта девочка, которая вошла в его сердце, чтобы обмануть его доверие. Как объяснить все это Шагалычу? О многих вещах он не мог говорить, для других не умел подобрать нужных слов. Ему оставалось только молчать, как всегда. Ему оставалось молчание и оглушающее одиночество. В такие минуты он обычно говорил с отцом. Тот все знал и все мог понять. Но на этот раз с отцом не поговоришь: Гвидо не должен догадаться, что дневник украли.
— Понял: ты не хочешь об этом говорить.
— Нет, просто я…
— …не знаешь, что сказать… Понимаю… Со мной тоже бывает. Знаешь, что нужно делать в таких случаях?
— Нет.
— Ничего. Не нужно ничего делать.
Ансельмо недоуменно посмотрел на художника, но тот не собирался объяснять. Шел себе дальше, шаг за шагом, не сбиваясь с ритма. Они свернули в переулок и вышли на площадь. В центре — машины, припаркованные в два-три ряда, перед решеткой парковки — сваленная в кучу мебель в ожидании мусороуборочного грузовика.
— Дай-ка я взгляну одним глазком. Вдруг тут есть какая доска для моих картин.
— Ты рисуешь картины?
— Я все рисую. Дай мне стиральную машину — и я сделаю из нее Джоконду.
Все-таки Шагалыч — удивительный человек. Он может выдавить из тебя улыбку даже в самые черные минуты.
— О, смотри! Эта мне подойдет. — Он извлек из груды мусора дверцу шифоньера, большую и гладкую. — Я напишу тебе на ней красивый пейзаж в стиле восемнадцатого века. С холмами и овечками. Нет, я поставлю ее вертикально и нарисую алтарную картину со святыми и Мадонной. Чем я хуже Джотто!
Шагалыч поднял доску вверх, чтобы подробнее рассказать о своих планах, и под кучей барахла Ансельмо вдруг увидел диван, обитый бархатом вишневого цвета.
— Это нам тоже пригодится, — обрадовался Шагалыч, проследив за взглядом друга. — Мы поставим его вместо Клоповника. Смотри, какой классный! Он из твоей мастерской автосалон сделает.
Неплохая идея. Они погрузили на диван две дверцы шкафа и поспешили с ним обратно, пока грузовик-мусороуборщик не лишил их нежданно найденного клада.